Должность

 Она называла меня «Серёжик», немилосердно растягивая букву «ё», не стеснялась всюду демонстрировать наши отношения, игриво шлепала меня по попе на людях. Как же я ненавидел ее и проклинал тот день, когда связался с ней! Но внешне моя ненависть никак не проявлялась: и дома, и на работе я неизменно называл ее «Адочка Серапионовна», целовал в соленую щеку и безропотно отдавал зарплату. О, жадная тварь, – куда ей столько?

-Пожалуйста, Адочка Серапионовна, дорогая,- говорил я, мило улыбаясь, и протягивал ей смятые банкноты.

 Между тем так долго продолжаться не могло – я был еще достаточно молод, молодость лихорадочно искала выхода и нашла его в объятиях Машки.

 Машка была единственной в пуританском Ж… гулящей женщиной, и ее появление вызвало целую бурю среди ханжески настроенных обывателей: на центральной площади даже прошел митинг под лозунгом «Долой позорное явление – проституцию!». «Позорное явление» тем временем принимало у себя на квартире не кого-нибудь, а самого мэра города. Постепенно буря в  городе сменилась бурей в стакане воды, а вскоре, ж…вцы даже стали кичиться наличием в родном Ж… представительницы первой древнейшей – это делало их болото чем-то похожим на столицу.

 Но в отношениях Машки и меня была странность, поверить в которую почти невозможно. Еще бы, в наш-то век, век бумажно-каменный, где бумажные мысли и каменные сердца…   Да, - Машка любила меня бесплатно. Именно поэтому она - единственный человек, при  воспоминании о котором мне становится больно даже во дворце.

Глава пятая Поэзия и проза

                                                                       1

  Это был невзрачный, плохо освещенный зал. Мимо нас бродили призраки: сомнамбулически – инертные юноши  и лихорадочно – игривые старики; девицы, похожие на выловленных из океанских глубин придонных рыб, плоские и прозрачно-бледные; старухи с будто нарисованными лицами. Отчего-то меня не покидало ощущение:  я нахожусь на кладбище и, кажется, даже чую тленный дух.

 Время от времени какой-нибудь призрак подходил  к нам и говорил, искательно улыбаясь, преимущественно Олегу Власычу:

-Нельзя ли выделить средства, так как… Не получиться ли так, что… Не стоит ли заранее обеспокоиться тем, что…

 Олег Власыч брал за пуговицу, успокаивал, а в конце непременно добавлял:

-Естественно, если победит…

 Тут он совершенно неповторимо кидал на меня свои  глаза – ракушки, и я спешил стряхнуть их с костюма.

  Вспомнился и краткий разговор Олега Власыча с Семеном Никитичем по дороге сюда.

-На хрена мы тратим деньги на этих импотентов? – сердито говорил Семен Никитич, глядя в окно на пузырящиеся лужи.

-Дань традиции,- вздыхал Олег Власыч,- Редко кто начинал, не подкупив интеллигузию… Тем паче, что сейчас это – сущие копейки.

 Я, по обыкновению своему, ничего не понимая, сидел между ними и глядел на волосатый загривок шофера.

-Начинается, – Олег Власыч дернул меня за рукав.

На сцене был установлен микрофон,  два сомнамбулических юноши прилаживали рядом с ним стойку со стаканами, надо полагать, воды. В президиуме сидели три седобородых старца и с ними вместе - то ли молодой, то ли еще более древний.

 Призраки расселись в зале.

 Член президиума неопределенного возраста поднялся:

-Приветствую, коллеги! Сегодня, как вы все уже знаете, у нас в гостях в полном составе предвыборный штаб Антушкина Сергея Леопольдовича. Попросим Сергея Леопольдовича!

 Я, должно быть, задумался и очнулся только, когда Семен Никитич пребольно ударил меня в икру носком блестящего итальянского ботинка.

 Вскочив, я поплелся на сцену.

-Уважаемые … нет, дорогие служители муз, - начал я, с ненавистью глядя в зал,- Кто-то из великих назвал вас «умом, совестью и честью нации», но я от себя добавил бы еще и «непорочность» нации. При всеобщей коррупции, двурушничестве и стяжательстве вы, непорочно и славно несущие знамя нашей литературы, сохраняете то единственно святое, что завещали нам наши предки.

 Понимаю – и, поверьте, сердце мое обливается кровью – ваше нынешнее бедственное положение. При Кизлякове были отменены все льготы и субсидии, которые вы получали за свой честный и важный для государства труд, пылящийся ныне в библиотеках. Если же придет Алильханов, который, кстати, является резидентом ЦРУ и Моссада, что доказано, - ваша жизнь станет и вовсе невыносимой. Он – это достоверно известно – поклонник низкопробных детективов Аглаи Пупцовой…

 В зале раздался недовольный гул и крики:

«Пупцова – графоманка!», «Антушкин, мы с тобой!».

- Но кто, спросите вы, поможет вам? – продолжал я, все больше проникаясь речью и загораясь, - Ответ очевиден – молодой, энергичный, любящий роман Горького «Мать» и романы Чревоугодникова «БАМ – это моя «Волга» и «Мы свой, мы новый дом построим».  Ответ очевиден – думающий, цельный, волевой человек. Такой, как я.

 Я, Антушкин Сергей Леопольдович, не дам уничтожить то, что еще не уничтожено и помогу вам написать разумное, доброе, вечное. Я - ваш кандидат!

 Последнюю фразу я прокричал, чувствуя в груди прилив молодой силы. Нет, братцы, мне все больше нравится моя работа!