– Ну, Александр Ива, все в порядке? И что ж оно там наверху?
– Как что? Что и предполагали: Галактики, звезды, Вселенная!
Механик странно посмотрел на него, отошел.
Дело было сделано – самое крупное из дел Института. Настроение у всех стало легким.
– Послушайте, граждане, – Корнев обнял нос ладонью, исподлобья оглядел стоявших на площадке, – кто кого, собственно, держит канатами: мы Шар или Шар – нас?
– Правильно, Александр Ива, одобряю! – как всегда, с ходу понял идею Ястребов. – Грех не отметить.
– И расслабиться, – сказал Любарский.
– И вздрогнуть, – уточнил Буров.
И они всем штабом двинулись вниз, а оттуда двумя машинами в ресторан при интуристовской гостинице «Stenka Razin». Только Юлия Алексеевна уклонилась, ее подбросили домой.
…Оказывается, уже началось лето. Отцветала сирень в скверах, все улицы были в сочной зелени. И небо, которое они привыкли видеть у себя под ногами, мутно-желтой полосой вокруг зоны, оказывается, было голубым и огромным; в нем сияло, склоняясь к закату, жаркое неискаженное солнце. По тротуарам и бульварным аллеям шли загорелые люди; женщины были в легких платьях. Ветерок шевелил их волосы, ткани одежд, листья деревьев, воду в реке – ветерок! Они и не думали, что по нему можно так соскучиться.
Они были похожи на сошедших на берег после долгого плавания моряков – после полярного плавания, стоило бы уточнить, взглянув на их бледные лица. В ресторане все как-то сначала застеснялись блистающего великолепия сервизов, белых скатертей, сюрреалистического мозаичного орнамента вдоль глухой стены, величественных официанток. «Ну, граждане, одичали мы, надо скорей поддать, – сказал Корнев. – Шесть бутылок коньяку, девушка, да получше. И все прочее соответственно». И официантка сразу будто осветилась изнутри от доброжелательности.
И верно, когда поддали, закусили, еще поддали – захорошели, освоились, отошли. Коньяк был отличен, едва вкусна, жизнь великолепна – ибо они создали и победили!
– «И внял я неба содроганье!…» – возглашал, подняв на вилке ломоть осетрины, порозовевший Любарский И тут же, сменив тему, напал на Корнева: – Между прочим, драгоценнейший Александр Ибн-Иванович, тот маневр-отступление не понадобился бы, если бы послушались меня и сразу установили отклоняющие электроды Тогда бы наша «полевая труба» изгибалась и достигала намеченного объекта сразу
!… А если сверху пристроить еще каскад электродов – на предмет образования ими «пространственных линз»… – он сделал паузу, поглядел на всех со значением, – то и видели бы мы все куда четче и крупней!– Вот народ, вот люди! – весело качал головой главный инженер и наполнял рюмки. – Не успели одно сделать… и ведь какое одно! – им уже мало, подавай другое. Дайте срок, Бармалеич, сделаем отклоняющие и эти… кхе-гм! – на предмет «пространственных». Толюнчик, а? Буров? Сделаем?
Те поднимали рюмки, обещали. «А что… – мечтательно щурился Буров, – раз там звезды, то при них должны быть и планеты. А на планетах и цивилизации, а?» – «За контакт с братьями и сестрами по разуму!» – возглашал быстро хмелеющий Любарский. «Нет, но как же вы запись не включили?! – возмущался, отодвинув рюмку, Анатолий Андреевич. – Сами поглядели – и все. Эгоисты!» – «Забыли, – горячо говорил Корнев, – просто затмение нашло. Да не огорчайся, Толюнчик, нашел из-за чего! Еще наглядишься и наснимаешь, сколько захочешь». – «Нет, но самое-то первое… это же история!» Выпили и за историю.
«Валерьян Вениами… – склонился на другом краю стола к директору раскрасневшийся Ястребов, – а помните, как вы меня с кабелем завернули? Как мне было стыдно, ой-ой! С тех пор, не поверите, гвоздя ржавого не тронул». – «Что ж, это хорошо», – похвалил его раскрасневшийся Пец. «Валерьян Вениами… – наклонился еще ближе механик. – Хоть вы мне скажите: что там такое наверху? Александра Иваныча спросил, так он какую-то, я извиняюсь, несуразицу сплел: звезды, говорит, Галатики…» – «Отчего несуразицу? Он правильно сказал». Ястребов отодвинулся и очень выразительно обиделся: «Нет, ну, может, мне нельзя-а!? Так прямо и скажите: секретно, мол. Я человек меленький, делаю, что велят. А зачем насмешки строить!?» Валерьян Вениаминович принялся доходчиво объяснять, что в ядре Шара именно Галактики и звезды – как в обычном небе. Герман Иванович выслушал с недоверчивой улыбкой, спросил: «Ну, а это зачем?» – «То есть как зачем?» – опешил Пец. «Ну, ускорение времени и большие пространства в малых объемах – это я понимаю: работы всякие можно быстро делать, много площадей, места… А звезды и Галактики – их-то зачем?…» Из дальнейшего разговора выяснилось, что славный механик и бригадир был искренне уверен, что Шар не стихийное явление, а дело рук человеческих. Оказывается, среди работников башни эта версия популярна, расходились только в месте и характере предприятия, выпускающего Шары: одни утверждали, что это опытный завод в Казахстане, другие – что СКБ в Мытищах под Москвой.