Мысль была страшная. Она осела на другие трудные мысли, которые последнее время все больше одолевали Корнева, мешали работать и жить. Он вдруг почувствовал себя маленьким, слабым, напуганным – ребенком. И как ребенок, приник лицом к груди Люси.
Та почувствовала перемену, погладила, спросила тревожно:
– Что, Александр Иванович?
– Ох, Люсь, знаешь… я вроде перестаю понимать все. И если бы только я!.. Мы стремимся сюда, исследуем… Ну, ученье – свет, знание, стало быть, тоже. А если не свет – огонь? И мы бабочки, летящие на него?.. Ведь дело не в том, что почти никто не знает, куда мчит Земля и Солнце, а – никому дела нет до этого. И мне еще недавно не было дела…
Он говорил не столько ей – себе; чуял тот самый холодок истины, что искал Пец. Пусть здесь он был более жар. Смертный холод и смертный жар. «Именно так и надо бы во Вселенную, с беззаветной любовью и смертным отчаянием? А мы и здесь мелкачи, пошляки».
Людмила Сергеевна не все и поняла из его бормотанья, но – обняла, гладила, целовала:
– Ну, Саша… вы просто устали. Нельзя так влезать в дела – всеми печенками. Нужно уметь отвлечься. А то ведь даже о том, что он мужчина, забыл, бедненький, пока я не напомнила. Мой славный, хороший мужчина!..
И голос у Людмилы Сергеевны был не такой, как обычно, – резкий, с командными интонациями, а тонкий и немного детский от нежности. Она очень любила сейчас и хотела, чтобы ему – прежде всего ему, Сашеньке, – было хорошо и покойно.
И он снова воспрял, и утвердил себя, и почувствовал покой и уверенность.
А галактика над куполом плыла во тьме, упруго подрагивая краями. Колебания яркости цвета звезд распространялись по ней от ядра согласованными переливами. Она снова раскручивалась из эллипса в вихрь – только звездные рукава теперь простирались в другую сторону. И кто знает, шло ли это от несущего ее потока материи-действия, или образ сам выбирал свою форму и изменения, чтобы наилучше выразить себя и насладиться бытием; наверное, не без того и не без другого. И по краям галактики, в рукавах, все чаще вспыхивали и растекались светящимся туманом сверхновые.
Вселенский шторм стихал. Миропроявление N0 + 523960171 заканчивалось – и за ним следовало новое:
N = N0 + 523960172
День текущий: 1,6088463 августа,
или 2 августа, 14 час 36 мин 44,32 сек
– Послушай, я кое-что понял, – Александр Иванович лежал, закинув руки за голову. – Четвертая координата не время, а ускорение времени. И необъективность нашего взгляда на мир начинается с того, что мы видим все в своем темпе изменений… а что он для вселенских событий! Понимаешь, если так видеть в пространстве, то нам были бы доступны только предметы наших размеров. По вертикали – этаж, а не все здание, по горизонтали – опять-таки один балкон. Или окно. Не лес и не деревья в нем, а ствол одного дерева. Или ветка. А на далеких дистанциях и вовсе ничего: камень неразличим, гора необозрима… Во времени мы слепее кротов, понимаешь?
– Понимаю… – Люся приподнялась на локте, посмотрела на Корнева, вздохнула. – Я так понимаю, что нам пора вставать. Петушок пропел давно… – Она вдруг приникла к нему, обвила теплыми руками, целовала грудь, шею, лицо, глаза. – Послушай, почему мне так жаль тебя? Вот ты сильный, умный, а жалко до слез!
И верно, в голосе ее чувствовались слезы.
– Баба, вот и жалко, – отстранился Александр Иванович. – Так вы, женщины, устроены: чтоб вы жалели и чтоб вас тоже. Подъем!
Опустившись на крышу и выйдя из кабины, они сдержанно (поскольку на людях) распрощались. Корнев направился в профилакторий, Люся в координатор – и больше между ними ничего не было. Людмила Сергеевна была не шибко везучим в любви человеком, Александр же Иванович, пожалуй, напротив; но оба понимали, что с ними случилось самое сильное любовное переживание в их жизни: любовь, слившаяся с познанием мира. Повторить такое, уединяясь где-то еще, было невозможно; а подниматься снова в MB ради жалкого счастья физического обладания было бы и вовсе пошло. Не такие они люди.
Только встречаясь на совещаниях или по делам, они обменивались короткими взглядами – и чувствовали вдруг такую близость, что на секунды исчезало вокруг все.
…Исследования, искания, споры.
В лаборатории MB всех заняла проблема дешифровки того, что можно увидеть при сближении с землеподобными планетами Меняющейся Вселенной. Натаскивали себя с помощью атласов фотографий, сделанных со спутников серии «Космос», орбитальных станций «Салют», пилотируемых кораблей «Союз». Заметнее всего отличались от суши моря-океаны, крупные водоемы – темные ровные пятна. Выразительно выделялись горные кряжи и массивы; даже рельефно-ветвистые очертания ледников на их спинах невозможно было спутать с облачными грядами. Легко узнавались серо-желтые пятна пустынь, сизо-зеленые лесов; ветвистыми прожилками, как в древесном листке, выделялись на равнинах долины рек – а на самых отчетливых снимках и крупные реки виднелись темными тонкими линиями; местами они разделялись на рукава, затем сходились.