Лишь немногие из тех, кто работал в средних уровнях башни, а тем более в зоне и в Овечьем филиале, поднимались в кабине ГиМ в Меняющуюся Вселенную в Шаре. Большинству это было не по специальности и ни к чему. А теперь, обслуживая полигон, устанавливая там острова и оснащая их, перемещаясь – непонятно даже по чему, по упруго покачивающемуся воздуху, что ли? – на НПВ-баржах, все они видели иную Вселенную. Меняющуюся. Днями – солнца в фиолетово-темном овале в окружении звезд; ближе к сумеркам, к вечеру, К-ночами – эти звезды в невероятном изобилии (насыщенная ими, обычно центральная область «окраинной» галактики): перемещающиеся, меняющие цвет и яркость, живые. А К-утрами одна из них, самая яркая, приближалась, накалялась, росла – становилась солнцем. Работала светилом.
…И «нормальные» МВ-светила давали больше, чем от них ждали. Особенно с эллипсами «плането-орбит». (В таком наблюдении неясно было, что же более четкая реальность там: планета – или образованная ею в миллиардах оборотов около светила орбита; таким названием и примирили.) Не только темные дуги этих плането-орбит перечеркивали солнца-звезды, но и – утром, приближаясь, а иной раз и вечером, удаляясь, они показывали не то ореол, не то нимб – светящиеся эллипсы вокруг. Утренние огневые эллипсы Любарский и Климов понимали: это были размытые допланетные шлейфы, раскаленные, только отошедшие от протозвезды. А что означало превращение темной дуги орбитального эллипса планеты также в раскаленную, лучше было не задумываться.
Интересно выглядели МВ-солнца – двойные звезды. Массивная большая была размыта, ибо колебалась от шатаний около нее малой, голубой; та и вовсе размазывалась в сияющий обруч.
Дважды в МВ-небе роль солнца исполняла… соседняя МВ-галактика с ярким ядром, ближняя к окраинной; ее простоватая буровская автоматика выделяла и приближала пространственными линзами. Более того, и она засчитывалась на табло времен в «рядовые» МВ-солнца с теми же порядковыми номерами.
Но разве в этом дело?! Все работавшие на полигоне чувствовали себя и на Земле, и в иной Вселенной сразу. Это не могло быть просто работой – ради успеха, заработка, даже долга. Это была иная жизнь. Совсем иная.
Неслышный шум Вселенной проникал в души. И они становились Они.
В этот день из гор в Овечье ущелье, а из него вертолетом в НИИ доставили только два камня, сорокаметровых валуна. Хотели и третий, но возле горы вовремя заметили людей: не то туристы, не то геологи. Нельзя! Атас! Шухер! Полундра!
И под вечер разыгрался скандал. Тот же простой сакраментальный расчетик проделал Мендельзон, да еще сопоставил с «темпом», с позволения сказать, наполнения К-полигона веществом. Ни темпа не было, ни наполнения.
И уж он-то молчать не стал.
Собрали срочный координационный совет в узком кругу в трензале на К144, у бассейна. И хоть обстановка была патрицианской, древнеримской: расположились вокруг бассейна, кто в простыне, как в тоге, кто в халате, кто в плавках – остроты ситуации это не убавило. Резкости суждений тоже.
Александр Григорьевич Иерихонский теперь также выдал на-гора свои расчеты, наиболее полные; но слушали небрежно, знали. Для К-Атлантиды требовалось миллион, ну, самое малое полмиллиона кубических километров.
– Это если сравнять до уровня плато все горные хребты Евразийского материка, и то будет мало, – популярно объяснил он.
– А и кто же нам позволит их сравнять?!..
Варфоломей Дормидонтович изложил ситуацию с веществом с позиций астрофизики. По ней выходило, что вещественные тела вообще редчайшая штука во Вселенной, средняя плотность вещества убийственно мала: 3 × 10–31
грамма в кубическом сантиметре…– Это один атом на несколько кубометров мирового пространства. Да и атом-то, как правило, самый пустяковый, водородный или гелиевый. А те, что нам нужны, те, которые в камнях и рудах, – их не во всяком кубическом километре найдешь.
– А ближе, в Солнечной?
– Что же в Солнечной! Поднимите ночью голову вверх, увидите несколько планет – искорки в океане пространства. Вот и все. В Солнце, между прочим, в сто раз больше вещества, чем во всех планетах.
– А еще поближе: Юпитер со спутниками, астероидный пояс, Марс?
– До этого «поближе» десятки и сотни миллионов километров.
– А Луна, наконец? До нее-то точно дотянемся.
– Забудьте и думать! – с несвойственной ему резкостью жестко сказал Любарский. – Забудьте и думать!
Климов вздохнул, добавил:
– Земля и Луна – одна сатана. Это целое.
Оба хорошо помнили тот свой «опыт».
– А если вглубь Земли? Ловушки это могут. Сквозь всю мантию даже. Брать оттуда, откуда его больше никто все равно никогда не возьмет. Устроим сверхшахту в горах. За Овечьим…
– Так ведь миллион кубокилометров. Дебит нефтяных скважин от силы несколько таких кубов. Из шахт и рудников берут того меньше…
– Это нужно сотни ловушечных шахт по всей планете. Нереально.