Читаем Должностные лица полностью

Шибаев слушал его огорченный, обиженный, обозленный. Пришел Алесь к нему в драных джинсах, а сейчас на новеньких «Жигулях» раскатывает, чистенько и гладенько заимел машину за каких-то два года работы. Так где же, черт тебя дери, справедливость? Уйти, сбежать, бросить человека, который тебе вместо отца родного, да где твоя совесть, Алесь? И кто теперь будет у нас песни петь по праздникам, кто самодеятельностью займется? Какой у него, сволочи, голос хороший! «Не знает море, что оно море, не знают чайки, что они чайки...» И так он, зараза, звонко и высоко тянет, так чисто, хрустально: «Но знает горе, что оно горе, и знает счастье, что оно счастье». Шибаев мужик крепкий, а слеза пробирает, когда Шевчик поет, он его, можно сказать, любит.

— Обычно считают, что первой в мире профессией была проституция, извините, конечно, но у нас с вами, девочки, есть свои основания сильно в этом засомневаться. Сначала все-таки человек должен был принарядиться в какую-нибудь шкуру мамонта или белого медведя, представляете — шубка из белого медведя, манто двустороннее на шелковом подкладе. Женщине нужна была сумка из крокодиловой кожи для сбора бананов и ананасов или грибов и ягод в наших условиях, ей нужны были меха для согрева жилища и своего тела, а так же ребенка, иначе наш род человеческий не смог бы выжить. Человек убивал зверя и выделывал мех...

Шибаев слушал, и росло его недоумение — куда ты, Алесь, пойдешь, что ты будешь без меня делать?..

— Самая древняя в мире профессия — это наша с вами профессия. Вот эти чаны и барабаны, все эти отмоки и дубление были при царе Горохе еще до нашей эры, и еще будут тысячу лет после нас, так что древнейшая в мире профессия — это профессия скорняка, меховщика.

Ему бы учителем быть, его бы уважали, да и здесь любят, Каролина писает от восторга, глядя на него. И девчонки как завороженные слушают. Но все же нашлась несогласная, хрупкая девчушка в очках и в обвислом свитере, она восстановила приоритет первой в мире профессии, заметив Шевчику, что задолго до звериной шкуры одежда была совсем простой — фиговый листок, но любовь уже тогда практиковалась.

Шевчик не успел ей ответить — он увидел Шибаева, застрял на слове, глаза расширились, он будто свою судьбу увидел, злой рок — хотя директор комбината ничем ему сейчас не грозил. Лицо его сразу померкло, словно бы затянулось тревогой.

Шибаев уехал к себе в заводоуправление и здесь первым делом набрал телефон Цоя, заговорил с ним сквозь зубы:

— Сколько прикажешь ждать, старший лейтенант? Я тебя просил дать мне материал через три дня, какого черта ты тянешь резину, на кого надеешься?!

— Я все делаю, Роман Захарович, ваш вопрос... — начал Цой оправдываться, но Шибаев не дал ему говорить:

— Неужели там нет у тебя никого на крючке? Мне вас, разгильдяев, учить, как надо вести оперативную разработку задания?

— Ваш вопрос для меня самый главный, но он оказался не таким простым.

— Давно бы мог подловить, кого надо, на дефиците, на наркотиках, на облепиховом масле, за что вам зарплату платят, дармоедам, я за вас должен мышей ловить, извилинами ворочать?

— Простите, я прошу вас! — пытался перебить Цой, не называя Шибаева по имени-отчеству, а тому было наплевать на осторожность — пусть слушают все и знают правду, что милиция ни черта не работает. Пятьсот рублей платит ему Шибаев, да своя зарплата наверняка рублей двести.

— Ты получаешь оклад, мать-перемать, больше, чем твой министр, вылавливаешь каких-то пескарей, лишь бы сводку сдать, повысить процент раскрываемости, а у меня государственный интерес, комбинату срыв плана грозит, весь стол завален телеграммами поставщиков и заказчиков, год кончился, а мы и то не дотянули, и то не выполнили, а ты не хочешь работать.

— Минутку!.. Прошу вас!.. — тщетно взывал Цой, но Шибаев не давал ему пикнуть:

— У тебя должны быть люди ка крючке, в каждом учреждении, а ты не можешь в какой-то поликлинике человека найти. Да там любая аптекарша в бриллиантах, разуй глаза, откуда драгоценности, если ставка у нее восемьдесят рублей. Хватай любую, шей дело и не промахнешься! Запомни мою просьбу — чтобы на каждого моего сотрудника из должностных у тебя всегда был наготове компрматериал. Чтобы на любого ты мог завести дело по первому моему требованию, понял? Завтра в восемь ноль-ноль ты должен быть у меня с докладом. Комбинат начинает год без главного экспедитора, нет сырья, текучесть кадров, а ты мне мать-перемать! — Не выдержал собственной злости и брякнул трубку на аппарат.

А может быть, шантаж был первой в мире профессией?..


Глава пятая

ШАПОЧНОЕ ЗНАКОМСТВО


Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза