Должок кровью красен

Смотрит и вздыхает: мало, мол, у нее дел, так еще и уборка генеральная на голову свалилась.

– Спасибо тебе, Ваня, – в который уже раз благодарит, но по всему видно: совсем другое она Зарубину сообщить хочет. Важное что-то.

– Да ладно тебе, не за что… Сашку-то своего накормила?

– Ага.

– Что тут у вас новенького произошло?

– Василия Захаровича из дому выгнали, а хату его под экскаватор пустили.

– Что, квартиру он новую получил?

– Да нет. Комнату в богадельне. Приют для инвалидов и престарелых называется.

– Да быть того не может! Это же его дом!

– У нас, Ваня, все может быть…

Подперла Катя Ефимова кулаком подбородок, пригорюнилась.

И, вздохнув тяжело, рассказ повела.

– Постой, постой, Катя. Менты, говоришь? Они что, сами от себя работали?

– Не знаю…

– На того они работали, кому надо было Василия Захаровича из дому выставить.

– Зачем его из дому выставлять?

– Затем, что мешал его дом кому-то.

– Кому мешал?

– Да неужто не ясно? Тому, кто на Залинии Диснейленд свой гребаный строит! Тому, кто поджог организовал, чтобы участок под строительство расчистить! Сама подумай, кому этот пожар выгоден был! Ну?!

Вскрикнула Катя и тут же рот ладошкой прикрыла испуганно.

– Ты чего это, Иван? Да неужели и впрямь…

Осерчал Зарубин немного от непонятливости такой. Только воздуха в легкие набрал, чтобы объяснить, как видит в двери приоткрытой: подъезжает к дому ментовский «уазик» в полной боевой раскраске. Аж передернуло Ивана – понятно, по чью душу пожаловали. Развернулся он резко назад, в сторону окна. А там уже черный «БМВ» стоит. Открывается дверь лимузина, и выходит из-за руля крючконосый кавказец – тот самый…

Взглянул Иван через щелочку меж дверью и косяком – выходят из «УАЗа» четверо милиционеров. К забору подходят поспешно, калитку открывают. С автоматами, в бронежилетах, в шлемах, как и положено на спецоперациях. Сейчас небось дом по периметру оцепят.

Обернулся назад и видит: следом за кавказцем крючконосым из «БМВ» еще двое вылезли. Тоже кавказцы. Хари наглые, в себе уверенные. Один молодой, в куртке кожаной, правую руку в кармане держит. Другой – постарше, и тоже правая рука в кармане. И тоже вроде бы вдоль фасада рассредотачиваться собрались.

Прокрутились в голове Зарубина все возможные версии бегства, и понял он: шансов на спасение у него практически нет. Впрочем, один-таки есть, но совершенно ничтожный.

– Ложись! – Иван крикнул и, Катю приобняв, тут же под широкий стол с ней повалился.

А с крыльца уже шаги доносятся. Кавказцы или менты? Да какая теперь разница! Хрен редьки не слаще…

Нащупал Зарубин рядом с собой бутыль «Столичной» и, голову приподняв, в приоткрытую дверь ее бросил.

– Граната! – кричит испуганно. – Щас рванет всех вас на хрен!

Плюхнулось в сенях что-то мягкое, клацнуло железо о доски – это, видать, пассажиры «уазика» кулями на пол повалились.

Поверили, стало быть. Чего уж не поверить – их небось надрачивали на то, что опасного преступника будут брать, который, возможно, вооружен и очень опасен. А если милиционеры в армии курс молодого бойца хорошо усвоили, должны они помнить, что стандартное замедление у ручной противопехотной гранаты – четыре-пять секунд после выдергивания чеки. Вот эти-то четыре-пять секунд у Ивана и есть…

Вскочил Зарубин и в два прыжка в сенях оказался. Но не для того, чтобы у ментов табельное оружие отбирать, а чтобы бежать из дому. Глупо, конечно, – милиционеры, которые теперь калачиками на полу прихожей свернулись, бритые затылки ладошками защищая, в любой момент на шум адекватно отреагировать смогут. Глупо, но другого варианта у Зарубина и вовсе нет. Тем более что в окошке уже какая-то кавказская морда маячит, в стекло пистолетом тычет…

Правильно говорят, что смелость города берет! Только Иван на крыльцо выскочил, а из сеней – беспорядочная стрельба. Но не в ту сторону, куда Зарубин побежал, а по окошку. Видать, дошло до самого умного милицеонера, что вовсе не гранатой из комнаты шуганули, поднял он голову, в зал по инерции бросился, и первое, что увидел за окном, – незнакомого мужика с пистолетом, да еще и кавказца вдобавок ко всему. Вот и отреагировал адекватно…

И тут – началось! Прямо-таки Голливуд какой-то! Никогда еще в городе такой стрельбы с сорок третьего года не слыхали!

Сыпанули осколки стеклянные наружу. Ухнули за окно вазоны с геранями да столетниками. Штукатурка на стене под пулями захрустела. Жалобно дзинькнуло зеркало и тут же со стены свалилось, звоном своим на мгновение пальбу заглушив.

Лежит Катя под столом, от страха голову руками прикрыв, и не видит, что происходит. А происходит вот что: менты из-за дверей по окну разбитому короткими очередями стреляют, а со стороны улицы по залу одиночными выстрелами лупят зло. Короче говоря, милиционеры кого-то из кавказцев подъехавших за Ивана приняли. А кавказцы, ментов не видя, а лишь стрельбу из дома заслышав, решили, в свою очередь, что это Иван по ним палит.

Все это, конечно, ужасно смешно, если бы не погром в хатенке.