Дом

– Он тебя не ненавидит, – устало ответил он. – Он думает, что ты угроза.

– Тебе нельзя заводить подружку?

Он поднял голову и сдержал смешок, позволив себе лишь коротко улыбнуться.

– Не уверен, что Дом много понимает в отношениях.

– Как ты можешь идти домой? Разве это не страшно? Разве не страшно, что он не отпускал тебя?

Гэвин пожал плечами, мельком глянув на тропинку, а потом наклонился помочь ей встать.

– Как ты можешь идти домой к родителям? – парировал он. – Разве это тебя не угнетает?

Дэлайла нахмурилась.

– Это не одно и то же.

– Ты права. Дом меня удерживает. Твои родители совсем не удерживают тебя. Они снова бы тебя отослали, будь у них деньги, и ты сама это знаешь.

Она промолчала, уязвленная этой правдой, а Гэвин переминался с ноги на ногу. Его сожаление тяжело оседало между ними.

– Я не это хотел сказать, Лайла, – произнес он.

Дэлайла подняла голову – его глаза казались потемневшими. Ей нравилось, как он назвал ее, никто еще не называл ее так странно, но это сближало.

– Я знаю.

– Знаю, это сложно, но… Думаю, любому нужно время, чтобы привыкнуть. Для всех нас, включая тебя, это в новинку, – напомнил ей он. – Ты тоже не все можешь рассказать. И ты не можешь ожидать, что я когда-нибудь возьму и уйду от своей единственной семьи.

На этом разговор и закончился. Они шли молча, держась за руки, и добрались до развилки, которая при повороте налево вела к дому Дэлайлы, а направо – к дому Гэвина. Дэлайла потянула его направо.

– Я тебя провожу, – сказала она в ответ на скептически приподнятую бровь. – Это ведь прибавит мне дополнительных очков? Я же ведь верну тебя домой.

Он улыбнулся и поцеловал ее в макушку, и они шли, пока не добрались до его ворот. Когда те со скрипом открылись, Дэлайла осторожно вошла, притворяясь, будто не чувствует, как подрагивает дорожка к дому. Она быстро оглянулась, убедившись, что лозы обвивают железо, оставаясь там, где и должны быть.

Может, на самом деле она и не могла чувствовать дрожь Дома, как и холодок под свитером, пробежавший по ее спине. А может, все это было плодом ее воображения, ведь Гэвин остановился и притянул ее к себе. Настолько близко, что даже она при родителях не стала бы так делать.

– Ты в порядке? – спросил он, кончиками пальцев касаясь обнаженной кожи под краем ее свитера.

– Да.

– Ты мне очень нравишься, – сказал он. Она приподнялась на носочках, желая так поцеловать его, чтобы у него не возникло вопросов, как сильно он ей нравится, но шорох гравия и визг шин привлекли внимание их обоих на в сторону проезжей части.

– Дэлайла Блу! – крикнул ее отец.

Подняв пыль, машина Франклина Блу остановилась на середине улицы Гэвина.

Почему он именно сегодня поехал по этой улице? Желудок Дэлайлы сжался, когда она заметила, как несколько лоз сползли с ограды и устремились к шинам.

– Папа, – шагнув вперед, сказала она.

– Что ты здесь делаешь? В машину.

– Я должна идти, – сказала она Гэвину, неохотно убирая руку.

Он наблюдал за лозами, в смятении сдвинув брови.

– Увидимся завтра?

– Завтра, – согласилась она, направляясь к машине и умоляюще глядя на него. Этот день можно официально назвать самым странным днем в ее жизни. – Спокойной ночи.

Гэвин взглянул на нее с нечитаемым выражением лица.

– Спокойной ночи, Лайла.

Глава 17

Он

Гэвин злился. В венах гудела ярость, придавая ему сил, когда он большими шагами уходил прочь, направляясь к тротуару и прочь от Дома. Он не мог идти домой, пока чувствовал, как на щеках пылает яростный обжигающий румянец.

Он все еще чувствовал нежные прикосновения ветвей, когда они обхватили его в парке, слышал шелест листьев, видел испуганное лицо Дэлайлы, когда она поняла, что они не одни, и когда поняла, что они никогда не будут одни. Его снова захлестнула ярость, он сжимал и разжимал кулаки, опустив руки. В голове кружилась единственная мысль, становясь с каждым мигом все громче и невыносимее.

Сколько это продлится? До окончания средней школы? Колледжа? Вечность? Он понимал, что драматизировал, когда сказал Дэлайле, что им нужно к этому привыкнуть, но разве он мог? И почему он задумался об этом только сейчас? Он молод, будущее казалось ему таким неясным, полным бесконечных дней и смутных догадок о годах, что будут тянуться один за другим, но будут ли все они проведены в Доме?

И даст ли он ему уйти?

Гэвин споткнулся о неровный участок тротуара, почувствовав беспомощность от таких мыслей. Изменятся стены, могут раздвинуться комнаты – уменьшиться или увеличиться – но все останется прежним. Он сам останется прежним. Пусть станет старше, но так и не вырастет в этом доме. И никогда не узнает что-то другое, не узнает любви, желания или ненависти…

Нет. Он познает ненависть. Теперь годами будет чувствовать ненависть и обиду, потому что уже ощущал в себе их горечь. Словно потерпев поражение, он хотел кричать, вопить и злиться. Дом должен остановиться, должен перестать управлять его временем и жизнью, потому что, как бы он ни любил его – а он всегда его любил– он должен отпустить. Не сейчас, но однажды. Скоро.