Дом

Дом убрал шланг, лозы и ветви, длинные тонкие листья тюльпанов, чтобы по траве и сделанным им грязным дорожкам могли проехать его грузовички. Ему не раз приходило в голову, что его мир чем-то отличается, ведь с ним играл Дом, а не кто-то из мальчиков, живущих по соседству. Гэвину это нравилось.

В его жизни всегда были только он, потому и не удивительно, что Дом не хотел мириться с происходившими переменами.

Словно ощутив, что ему стало легче, свет стал слабее, превратившись в теплое и уютное свечение. Уголки пледа погладили его по щеке и крепко обняли его.

Гэвин попробовал ужин и удовлетворенно замурлыкал. Идеально.

– Спасибо, – сказал он, отломив кусочек ролла и обмакнув его в теплый соус. – Вкусно. Я и не думал, что так голоден. Спасибо, что подумал за меня.

Лампа замерцала в ответ и разгорелась ярче.

Гэвин почувствовал наполнившие его радость и надежду. Никто не выбирает семью, в которой рождается, и, если говорить о семьях, несмотря на то, что думала Дэлайла, он считал себя счастливчиком. Дом, может, и любопытный и чересчур опекающий, но это его Дом, и он любит его. Ведь нельзя винить родителей в том, что они слишком сильно вас любят. И брата с сестрой никто вам не поменяет, если те, что есть, вам не нравятся.

Он с этим как-нибудь разберется. Дому лишь нужно увидеть, какая Дэлайла замечательная, только и всего. А его любви хватит, чтобы поделиться ею. Нужно лишь найти способ им обоим это показать.

Глава 18

Она

Этой ночью Дэлайла старалась не уснуть. Усталость давила на сознание, мысли становились вялыми и медленными, но пока под подушкой не зазвенел телефон, сообщая, что Гэвин дома и в безопасности, ей не хотелось закрывать глаза.

Вместо этого она встала с кровати в час ночи и села за стол. На нетронутой поверхности примостилась фотография в блестящей серебряной рамке Дэлайлы с родителями, сделанная прошлым летом. Это был ее самый короткий визит из Массачусетса, но хотя она была дома всего неделю, отец взял выходной, чтобы провести с ней время. Фотографию сделали в выходной, в ближайшем парке, где мама Дэлайла старалась устроить веселый пикник с бутербродами и яблоками. Большую часть еды съели муравьи, а отец ушел через час, сообщив, что он нужен в офисе.

Она вытащила фотографию из рамки и посмотрела на одутловатое лицо отца. Как кажутся написанными с ошибками слова, если смотреть на них слишком долго, так и его лицо становилось тем больше незнакомым, чем дольше она вглядывалась в него. Вытащив из сумки черный маркер, она принялась подрисовывать ему густые брови вместо его бледных, сделала резко очерченным его безвольный рот. И через несколько минут ее отец стал сердитой горгульей.

Дэлайла не тронула простое, но всегда удивленное выражение лица матери, зато закрасила синим ей губы, пририсовала изогнутые черные рога и добавила оранжевые ресницы, почти достающие до волос, попутно вспоминая о странном визите домой.

– Разве они не хотят увидеть меня подольше? – спросила она у Нонны, когда вернулась в тихое спокойствие школьного городка посреди лета.

– А ты хочешь видеть их дольше? – в ответ спросила Нонна. Это был один из редких моментов, когда ее взгляд прояснялся, и она знала то, что знала всегда, не терялась в приступе паники и не искала что-нибудь, что сама переложила.

Дэлайла росла тихой и неуверенной в себе. Она не знала, хотела ли видеть родителей подольше, но надеялась, что, возвращаясь домой, будет чувствовать себя нужной.

– Малышка, если я что и выучила за последние шестнадцать лет, то вот это: когда дело доходит до твоих родителей, нам обеим нужно снижать планку ожиданий. Не обращай пристальное внимание на то, чего не хочешь видеть, – Нонна вышла из комнаты, а через пару минут вернулась с огромной тарелкой печенья и поцеловала Дэлайлу в лоб.

Две недели спустя Нонна даже не помнила этот разговор. Если бы та Нонна, из прошлого лета, знала, что Дэлайла вернется домой в этом году после Рождества, и что она будет жить с родителями и заканчивать старшую школу в родном городе, она бы рассердилась.

К сожалению, теперь Нонна не помнила Дэлайлу.

А тем летом она была уверена, что уже не вернется к Нонне. Ее забывчивость и провалы в памяти ухудшались с тревожащей скоростью, и хотя ее родители не задумывались особо о том, чем Дэлайла обычно занята каждый день, она точно знала: они не позволят ей вернуться тем летом, если узнают о прогрессирующей болезни Нонны.

Но Дэлайла любила Нонну и готова была на любого напасть дикой кошкой, если они попытались бы разделить их, хотя днем ранее это казалось просто необходимым. Мгновения, когда Нонна не помнила саму себя, были кошмарными, но для Дэлайлы она всегда была самым любимым человеком на свете, – той, кто ее на самом деле любил.

Наверное, что-то похожее она чувствовала по отношению к Гэвину.