Дом 302а на Большой Садовой (СИ)

   Шестикомнатную квартиру вскоре купил Николай Никанорович Загребаев, ректор частного коммерческого университета, предлагающего прогрессивное образование нового образца - дистанционное, ускоренное; диплом психолога за всего за год, диплом юриста - за два, диплом врача - за три, и всё это - не отрываясь от компьютера. Слухи о творящейся чертовщине его не волновали. Главным образом потому, что он ещё не успел их услышать до вселения.

   К весне из дома 302a исчез ещё один земляк Хусана, и снова его пропажа осталась незамеченной, а на его место поселился новый работник, приехавший в Москву в поисках лучшей доли и взятый под заботливое крыло Хусан-джана.

   В начале апреля за одним из айтишников явился наряд полиции и забрал лохматого парня с собой. Больше того не видели.

   В другой апрельский вечер пропал и рядовой налоговый инспектор Артур Бычко. Позже говорили, что его якобы видели на Кубе, что он купил в Гаване старинный дом и открыл в нём Каса Партикуляре для туристов. Говорили ещё, что он оброс чёрной бородой, похудел и загорел, и вообще стал совсем не похож на себя, так что может и не Бычко это был вовсе, а сам Бычко всё-таки сгинул, став жертвой творящейся в доме чертовщины.

   А как-то ранним маем, примерно за неделю до полнолуния, к дому Андрея Понырева и Маргариты подъехало такси. Внутри сидел субъект в тесном клетчатом пиджачке, жокейской шапочке и с усиками, как куриные перья. Он поглядел на задёрнутые прозрачными шторами окна, за которыми виднелись два силуэта, склонившиеся над детской кроваткой, весело прищурился и сказал водителю:

   - А теперь на Большую Садовую, триста два-бис... который триста два-а.

   Через некоторое время клетчатый субъект уже стучал в дверь квартиры N50. Он сунул под нос удивлённому ректору красные корочки, при виде которых Загребаев мгновенно побледнел, сладко улыбнулся и задушевно проскрипел:

   - Ну здравствуйте, Николай Никанорович!

   Затем клетчатый протиснулся внутрь квартиры, легко отодвинув онемевшего ректора, уверенно прошёл на кухню, достал из шкафа графинчик с водкой и две стопки, из холодильника - "Осетринку президентскую", высший сорт. Срок годности на упаковке был аккуратно замазан чьей-то заботливой рукой. Принюхался, чуть скривился, уселся за стол. - Алмаз вы наш небесный, драгоценнейший господин ректор, что ж вы стоите, как не родной? Садитесь! Выпьем, закусим. Без церемоний, а? Нам много есть о чём поговорить...