Дом

— К сожалению погаснет, Ванечка, только будет это нескоро. Через миллиарды лет.

— Нет, — сказал мальчик, закрывая глаза, — пока пчёлы носят мёд, солнце не погаснет.

Глава 8

Почему Урт зиму не любил. — Как из-под воды увидеть чудо. — Урт завтракает. — Щекотный тритон — Как Ваня Урта перепугал. — Вечер.

— Урт, расскажи мне что-нибудь, — попросил Ваня, когда они с водяным сидели под большим дубом неподалёку от Ягодной Рясы.

Был полдень. Вокруг плескалось горячее летнее марево, от которого не спасала даже лесная тень. Где-то в полях звенел жаворонок. Устремлял свою песню к солнцу, что качалось в вышине, заливая землю тяжкими потоками зноя.

— Да что ж тебе рассказать? Я не знаю…

— Расскажи мне про зиму.

— Я не люблю зиму. Зима потолок даёт. Запирает. Всех маленькими делает.

— Как это? — не понял мальчик.

— Зимой вода льдом сдавлена и все мои дороги только ото дна до льда, маленькие. Оттого я и сам маленький. А лето придёт — иди куда хочешь. Лето — оно большое. От земли до неба. Потому я и сам летом будто бы больше становлюсь. Понимаешь?

Ваня кивнул, чтобы не обижать водяного, но на самом деле мало что понял.

— Летом хорошо. Жизнь. Земля к небу ластится. Всё вверх тянется, радуется. Цветы раскрываются, птицы песни поют, птенцов выводят. Как срок подойдёт, рыба с лягушками икру мечет. Всё живёт…

— Урт, а как рыба узнаёт, что пора икру метать? — оборвал его Ваня.

Водяной удивлённо взглянул на мальчика, потом, словно вспомнив что-то, кивнул головой.

— А, ну да! Ты ж не знаешь.

Потом замолчал и удивлённо добавил:

— Да ты ж вообще ничего не знаешь! Когда сом — солнце проплывёт по реке, тогда, стало быть, и икру пора метать.

— Сом — солнце? — широко открыл глаза мальчик.

— Да. Большой, с берёзу. Весь светится. А плывёт по реке, вода ни двинется, ни шелохнётся. Красивый!..

Урт затих, вспоминая, как видел в прошлом году необыкновенную рыбу.

— Вот бы мне тоже посмотреть, — радостно и удивлённо вздохнул Ваня.

Урт внимательно поглядел на мальчика.

— Посмотреть, — повторил водяной. — Оно бы и можно, тем более, сом со дня на день приплыть должен. Только вот увидеть его лишь из-под воды можно, со дна реки. А ты не пескарь и не лягушка, чтоб на дне часами сидеть.

— Так что ж, значит ничего не выйдет. Не видать мне его… — Ваня опустил глаза, ему стало ужасно обидно, что Урт может видеть всякие чудеса, а ему позволено только на головастиков, да пиявок смотреть.

Водяной посидел, глядя куда-то на верхушки леса и барабаня по себе по коленкам. Встал, прошёлся по берегу реки.

— В самом деле, неужто не увидеть тебе никогда сома-солнце? За всю жизнь ни разу не увидеть?

Урт расстроился, забегал по берегу, как ужаленный, издавая горлом какие-то хлюпающие звуки.

— Нет, ты подумай, всем можно, а ему нет… Такое чудо, вся река глаза вытаращит, а он в стороне останется, — говорил он сам с собой.

Потом, его словно что-то вдруг осенило и он бросился в сторону тростниковых зарослей, что росли неподалёку. Обратно водяной вернулся, неся в руках несколько длинных стеблей. На ходу оборвал и выбросил листья с метёлками.

— Вот, теперь ты его увидишь. Дышать через тростинку будешь.

Мальчик взвизгнул от радости и даже не нашёлся, что ответить. Схватил стебель и стал в восхищении разглядывать его, словно это было невесть какое чудо.

На следующий день рано утром Ваня явился на берег Ягодной Рясы.

— Урт! Ты где? — позвал он. — Я пришёл на сома смотреть.

Водяного нигде видно не было. Ваня прогулялся вдоль неспешной речки. Ряса тихонечко бормотала что-то, играла «зайчиками» от молодого солнца, ласково гладила корни лозинок, склонившихся к воде, журчала в тростниках. Ваня огляделся и увидел, как в одном из речных заливчиков, сплошь затянутом ряской, зелёный покров зашевелился и из-под него выступил Урт.

— Эгей! — закричал Ваня и замахал руками. — Я здесь!

Водяной потянулся, квакнул и по-собачьи встряхнулся. Во все стороны полетели клочья ряски. Урт медленно вышел на берег и, улыбаясь, направился к мальчику.

— Пришёл, хорошо, — сказал он. — А я, понимаешь, только проснулся. Ты погоди чуток. Есть хочется, сил нет. Я быстро.

Урт прыгнул с берега в реку. Вода в Ягодной Рясе чистая, и Ваня следил за ним, пока тот не исчез в зарослях «водяного шёлка». Вскоре водяной снова появился на берегу с двумя карасями в руках.

— Смотри, какие красавцы! — сказал он, покачивая рыбьими хвостами. — Будешь?

Ваня испуганно отшатнулся.

— Жалко же… — сказал он.

— Отчего же? Когда я умру, меня тоже съедят. И нет тут ничего страшного.

Он склонился над головами карасей, что-то тихо прошептал и с размаху ударил добычу об землю. Рыбы выгнулись дугой и обмякли. Чёрные капельки зрачков их помутнели, словно кто молока в чернила плеснул.

— Зачем ты это? — спросил Ваня.

— Я же их съесть хочу, а не мучить. Они ничего и почувствовать не успели.

— А что ты им сказал?

— Что я их брат и очень их люблю. А потом попросил прощения.

— Ты просил прощения у рыб? — удивился Ваня. — Правда?