Дом

Его пиджак лежит на полу, как будто отброшенный в сторону, пока Доминик шагал по комнате. А его белая рубашка все еще на нем, но расстегнута, открытые стороны двигаются вместе с ним, когда его тело движется и поворачивается с каждым ударом.

И его тело.

Иисус.

Его рубашка насквозь пропитана потом, и белый материал на спине и руках становится прозрачным, открывая мне каждую выпуклость мускулов. Каждый дюйм покрытой татуировками кожи.

И я хочу его.

Я так сильно его хочу, что бросаюсь через комнату.

Доминик отворачивается от меня, но перед нами стена окон, и, учитывая темноту снаружи и горящий внутри свет, она становится зеркалом, предупреждая Дома о моем приближении.

Он опускает руки по бокам, а его грудь тяжело вздымалась.

Он не поворачивается ко мне лицом, просто смотрит на мое отражение в стекле.

Мое желтое платье развевается при моих шагах, распущенные волосы рассыпаны по плечам.

И я ничего не говорю.

Я просто обхожу боксерскую грушу, пока не оказываюсь перед ней.

Он тихий. Просто тяжело дышит. Но я вижу это по глазам мужа. Он устал. И зол.

И я хочу ему что-нибудь подарить.

Я подхожу ближе и прижимаю руки к его телу, раздвигая его уже расстегнутую рубашку, чтобы увидеть его сильную грудь, его мускулистый живот.

Я опускаю руки ниже.

Когда я добираюсь до его пояса, руки Дома двигаются, схватывая мои запястья.

И вот тогда я вижу кровь.

Это его собственное. Его собственные разбитые костяшки пальцев от того, что он в течение часа снова и снова бил кулаками по жесткой коже.

И мое сердце сжимается за него.

Этот человек несет на своих плечах тяжесть стольких людей.

Я знаю, что никогда не смогу нести это бремя за него. Но, может быть, я смогу помочь облегчить его.

Своим ртом.

Он не убирает рук, но и не останавливает меня, когда я расстегиваю его ремень.

И он не останавливает меня, когда я расстегиваю его брюки или когда тяну молнию вниз.

И когда я опускаюсь на колени, он отпускает мои запястья, позволяя мне стянуть его штаны и боксеры вместе с собой.

Мои пальцы скользят по его новой татуировке, и я смотрю на основание его уже опухшего члена. Который все еще растет.

Я облизываю губы, и его член в ответ подпрыгивает.

Он потный. Все еще тяжело дышит. Его член в нескольких дюймах от моего лица. И я так возбужден, что сейчас начну капать на пол.

Я тяну за материал, скапливающийся вокруг босых ног Доминика, и он поднимает одну ногу, затем другую, чтобы я могла ее оттолкнуть.

Глядя на меня сверху вниз, Доминик стягивает с плеч рубашку и тоже отбрасывает ее в сторону.

От шеи до щиколоток его татуировки делают его похожим на мифического солдата. Человека, созданного исключительно для битвы. Защитника.

Мужчина, созданный для меня.

Я поднимаюсь на колени, так что мой рот находится на уровне его бедер. Но прежде чем сократить расстояние между нами, я наклоняюсь и развязываю платье, разворачивая солнечный материал, пока он не начинает висеть по бокам. Выставляя напоказ свой перед Домиником и тот факт, что на мне ничего нет под ним.

Его следующий выдох слышен. И прежде чем он успевает остановить меня или решить, что хочет чего-то другого, я наклоняюсь вперед и обхватываю губами головку его члена.

Мы оба стонем.

И влажность заполняет мой центр.

Я хватаю основание его члена в тот самый момент, когда он запускает руки в мои волосы.

Его хватка крепка, и он как будто пытается помешать мне взять его глубже. Но я хочу этого. Я хочу сделать это для него.

Я высовываю язык, облизываю нижнюю часть его члена, пробуя на вкус как можно больше, пока я опираюсь на его хватку.

Мне нужно больше.

Доминик издает еще один гортанный стон, но вместо того, чтобы оттянуть мою голову назад, он тянет меня вперед, позволяя мне — заставляя меня — принять его глубже.

Я сосу. И лижу. И издаю звуки, когда глотаю столько, сколько могу.

Его кончик упирается в заднюю стенку моего горла, и мое тело реагирует, мои мышцы сокращаются в знак протеста.

Но вместо того, чтобы чувствовать тошноту от рвоты из-за его члена, я чувствую себя… сексуальной.

Горжусь тем, что я стараюсь.

Его хватка на моих волосах ослабевает, позволяя мне отстраниться и выбрать собственный темп.

Я пробую снова, моя рука все еще на основании его члена, удерживая его неподвижно, пока я скользю губами по его гладкому, толстому члену.

Я моргаю, когда он снова попадает в это место. Слезы появляются как реакция организма, ничего больше.

И я смотрю на его клятву, смотрю на его обещание, погружая его еще немного глубже.

Мои соски жаждут прикосновений. А моя киска умоляет, чтобы ее наполнили. Но сейчас, с членом Доминика во рту, я чувствую себя более уравновешенной, чем за долгое время.

Он мой.

До самой смерти.

И я его.

Я отстраняюсь, посасывая его головку, глотая капли предэякулята, вытекающие из его члена, и вдыхаю запах его одеколона, смешанный с его потом.

Я хочу эту жизнь.

Моя свободная рука тянется вверх, чтобы обхватить его тяжелые яйца, и я наклоняюсь, захватывая его в свою глотку и проталкивая его — еще на один дюйм.

ГЛАВА 59

Дом

Валентина давится моим членом, и я больше не могу этого выносить.