Потом молча улыбнулся и отвернулся от ветра, запрокинув голову назад и подставляя лицо солнечным лучам.
Когда Джеймс оставил его одного, Брайан неподвижно стоял, наблюдая, как он шагает к дому в свете бледных лучей заходящего солнца. Джеймс ни разу не оглянулся.
Когда хлопнула дверь, звук — приглушенный и в то же время потусторонний — долетел до него спустя целую вечность. Брайан закрыл глаза и задышал полной грудью. Не хватало воздуха.
По телу волнами пробегала дрожь.
Когда он наконец опустил плечи, перед ним стояла Лорин.
Она смотрела ему в глаза так, как не смотрела никогда. Он осознавал, что смотрела она в самую глубину. Застегивая воротник, она попыталась улыбнуться.
— По-моему, рисунки поддельные, — сказала она, секунду помолчав, и провела рукой по волосам, проверяя, не растрепал ли прическу ветер. — Я посоветовала Петре отдать их на экспертизу.
— Я догадывался. — Брайан прислушивался к крикам.
Чайки проголодались.
— Не знаю, станет ли она это делать. Джеймс сказал ей, что продаст их. А еще он ей сказал, что сам все устроит, надо только подождать.
Для Брайана ее речь долетала отдельными кусочками. Тем не менее, соединяясь, слова обретали смысл.
— Он все устроит? — Брайан тихо вздохнул. — Все это даже отчасти знакомо.
Лорин взяла его под руку. Обнимая его, другой рукой она поправляла выбившиеся волосы.
— Нехорошо себя чувствуешь? — осторожно спросила она.
Он пожал плечами. С порывами ветра через край утеса перелетали брызги морской пены. В целом Лорин ошиблась. Но странным образом постепенно его охватывало именно такое ощущение.
— Чувствуешь, что тебя предали? — тихо спросила она.
Брайан порылся в кармане. Пачка сигарет оказалась под связкой ключей. Он постоял, держа во рту незажженную сигарету. Ветер трепал ее, и она улетела. Ему показалась занятной формулировка вопроса. Он сам не смог бы его так просто выразить. Когда Джеймс повернулся к нему спиной несколько минут назад, вопрос был открыт.
— Чувствую ли я, что меня предали? — Щека задрожала, и он прикусил ее изнутри. — А что это за чувство? Я не знаю, каково это. Но обман я чувствовал. Все время! Это чувство мне знакомо.
Пронесшийся отзвук нарушенных обещаний вступил в борьбу с хорошим воспитанием и искусственностью манер, привитых в частной школе, понятиями о чести из взрослой жизни, всеми воспоминаниями о сплоченности — и свежим воспоминанием о спине Джеймса, удалявшегося в сторону дома.
Брайан долго сражался. И наконец победил.
— Я думаю, почему на то, чтобы правильно задать вопрос, ушло тридцать лет, Лорин, — тихо сказал он.
Она долго стояла не шевелясь.
Солнечный свет окружал ореолом его голову, море постепенно темнело.
— Но если бы ты спросила раньше, я б не знал ответа.
— А теперь?
— Теперь? — Он поднял воротник. — Теперь я свободен!
На мгновение он замер. Потом поднял руку и положил на плечо Лорин. Осторожно прижал к себе и держал в объятиях, пока не заметил, что она расслабилась.
Он достал гремящую связку ключей:
— Ты не окажешь мне услугу, Лорин, — забери машину? Подберешь меня у поляны.
Он показал в сторону группы деревьев и отдал связку ключей:
— Я бы тут чуть-чуть постоял.
Когда она собиралась начать спорить, Брайан отпустил ее и повернулся навстречу ледяному ветру, постепенно усиливавшемуся. Когда она взяла его руку и потянула к своей щеке, он видел только тень. Уже спускаясь, она на секунду остановилась. Потом развернулась и позвала его по имени. Он смотрел на нее, а она нежно смотрела в ответ.
— Ты ведь больше не собираешься с ним видеться? — спросила она.
Утес простоит целую вечность. А для гордой возвышенности его эпоха лишь интермеццо.
Вдруг все осталось позади.
Пока за холмом заводилась машина, он откинул голову назад и слушал доносящиеся из прошлого ликующие крики, тонувшие в отзвуках и резко стихавшие.
Осознание, что для дружбы необходимы два человека, а для предательства — всего один, отступило, слилось с окружающим пейзажем и на мгновение замерло на острие утеса. И вот осталось лишь настоящее.
Двое мальчишек улыбнулись ему на прощание — а он, стоя в лучах заходящего солнца, улыбался в ответ, живой, открытый, цельный, готовый идти вперед.
Лучи завершили ленивый танец для последнего симулянта Дома алфавита.
Приложение 1
О названии «Дом алфавита»
С типичной для немцев тщательностью в Третьем рейхе всех, кого призывали на военную службу, во время обследования перед призывом и позже (если возникали связанные с несением военной службы заболевания) классифицировали в соответствии с алфавитной системой, которая четко определяла годность или негодность обследуемого к военной службе — предстоящей или текущей.
В ходе войны оказалось, что часть «ярлыков» несли для их обладателей роковые последствия, вплоть до ликвидации. В особой степени это касалось сумасшедших и умственно отсталых.
Согласно книге «Die Krankenbataillone» Рольфа Валентина (Droste Verlag, 1981), среди прочих использовались следующие обозначения:
Различные обозначения годности к службе