Дом англичанина. Сборник

В светелке наверху вдруг жалобно заплакал младенец, быть может, разбуженный шумом, а может быть, потревоженный во сне неприятными воспоминаниями о недавно перенесенном крещении. Эти горестные звуки проникли сквозь щели в потолке, и женщины, сидевшие у стены, обрадовавшись предлогу, стали вставать одна за другой и удаляться наверх, чтобы успокоить ребенка, ибо все совершившееся за последние полчаса привело их в угнетенное состояние духа. Таким образом, через две-три минуты комната опустела.

Но ненадолго. Не успел еще замереть звук их шагов, как из-за угла дома, с той стороны, куда удалились преследователи, показался человек. Он заглянул в дверь и, видя, что в комнате никого нет, тихонько вошел. Это был незнакомец, сидевший у камина и затем выбежавший из дому вместе с остальными. Причина его возвращения вскоре разъяснилась: он протянул руку к ломтю молочной лепешки, лежавшему на полке неподалеку от того места, где он раньше сидел; он, видно, с самого начала хотел захватить ее с собой, да забыл. Он также налил себе с полстакана меду из большой кружки и стоя принялся жадно есть и пить. Он не успел еще кончить, как в комнату столь же бесшумно проник другой человек — его приятель в пепельно-сером костюме.

— А, и вы тут? — сказал вошедший, усмехаясь. — А я думал, вы пошли ловить преступника.

Цель его посещения тоже немедленно обнаружилась, так как, войдя, он тотчас же стал озираться в поисках соблазнительной кружки с медом.

— А я думал, вы пошли, — ответил другой, с некоторым усилием проглатывая пережеванную лепешку.

— Ну, видите ли, поразмыслив, я решил, что там и без меня народу много, — доверительно продолжал первый, — да и погодка не располагает. А потом, что ж, стеречь преступников — это дело правительства, а не мое.

— И то правда. Я вот тоже решил, что там и без меня народу много.

— Да и неохота мне тут по косогорам бегать да по оврагам ноги себе ломать!

— И мне неохота, сказать по правде.

— Пастухи-то эти привыкли. Простачки, знаете ли, — им только скажи, они и рады стараться. Они его и сами поймают и представят мне завтра утром, а мне чего ж беспокоиться.

— Ну конечно, сами поймают, а нам беспокоиться нечего.

— Что верно, то верно. Мне-то ведь еще до Кэстербриджа пешком идти, хватит ногам работы. Вам тоже туда?

— Нет, к сожалению. Мне в ту сторону (он мотнул головой куда-то вправо), и тоже путь неблизкий, хватит ногам работы, пока доберусь до ночлега.

Они допили мед, оставшийся в кружке, сердечно пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Преследователи меж тем достигли конца длинного гребня, похожего на кабаний хребет и господствовавшего над этой частью нагорья. Они не составили заранее никакого плана действий, а теперь, обнаружив, что зловещего представителя правосудия больше нет среди них, почувствовали, что без него и не способны составить такой план. Они начали спускаться с холма в разных направлениях, и тотчас несколько человек попало в ловушку, которые природа расставляет для тех, кто решается ночью блуждать по таким гористым местам, где преобладает известковая порода. Склон холма то и дело через каждые несколько ярдов обрывался крутыми осыпями, и, попав ногой в щебень, усеивавший эти спуски, легко было потерять точку опоры, а уж тогда человек стремглав съезжал под гору, роняя фонарь, и фонарь тоже неудержимо катился вниз, до самого подножия, и лежал там на боку, тускло светясь, пока не прогорала его роговая стенка.

Когда все наконец сошлись вместе, пастух, знавший окрестность лучше других, стал во главе отряда и повел его в обход этих предательских спусков. Фонари только слепили глаза тем, кто их нес, и скорей могли послу жить предостережением беглецу, чем помочь преследователям в их поисках; поэтому их потушили и, соблюдая молчание и более разумный порядок, углубились в лощину. Это был сырой овраг, густо заросший травой и дроком, — как раз подходящее место для того, чтобы в нем укрыться от людских глаз; но преследователи тщетно обшарили его весь и наконец поднялись на противоположный склон. Здесь они опять разделились, а немного погодя опять сошлись, чтобы рассказать друг другу о своих успехах. Они встретились возле высокого ясен я, единственного дерева, росшего в этой части нагорья; должно быть, лет пятьдесят тому назад какая-нибудь птица, пролетая, обронила здесь семечко. И тут нежданно-негаданно их взорам предстал тот, кого они искали; сбоку от ствола и сам неподвижный, как ствол, стоял человек, и фигура его ясно вычерчивалась на фоне неба.

Преследователи застыли на месте, глядя на него во все глаза.

— Кошелек или жизнь! — грозно скомандовал констебль, обращаясь к неподвижной фигуре.

— Что ты, что ты, — зашептал Джон Питчер. — Это не мы должны говорить. Это разбойникам полагается, таким, как он, а мы ведь на стороне закона.

— Ах ты господи! — нетерпеливо воскликнул констебль. — Должен же я что-нибудь сказать! Кабы тебе приходилось за все отвечать, как мне, так, может, и ты бы сказал не то, что полагается! Подсудимый, сдавайся во имя отца и сына… тьфу! — во имя короля!