Дом Аниты

Торжественно вышагивая впереди, Анита выводит нас из барака. Мы с радостью следуем за ней, проволочные ограждения остаются за спиной. Мы минуем бесконечные леса, отыскиваем грунтовки, проходим через села… затем через разрушенные города и те, которые война обошла стороной.

Люди с удивлением смотрят на наш странный отряд. Они знают, что мы несем давно забытые истории.

Мы поднимаемся в воздух и парим над Европой и над океаном, пока не приземляемся среди небоскребов Нью-Йорка.

Волчица ложится на меня. Ее передние лапы бьют меня по лицу, в опасной близости к глазам. Она облизывает мое лицо и уши, и даже за ушами. Она вылизывает выбритую борозду, которая делит пополам мои обкорнанные волосы. Ее тяжелые, полные молока груди нависают над моим лицом.

Моя Волчица лижет каждую рану, что я получил на службе. Находит на теле их все. Она омывает мой кровоточащий орган своей волчьей слюной.

46. Операция-перформанс № 2: пожирание раба

Капо Альдо вкатывает неподвижный, затянутый в кожу Объект Джуди в Большой Белый зал.

Тана Луиза, Хозяйка Объекта Джуди, стучит по паркету сапогами, утыканными гвоздями: этот злобный лязг следует за ней повсюду. На ней эффектный облегающий наряд из необработанной кожи и черные меховые горжетки от шеи до сапог. Тана Луиза восклицает:

— Хесус! Черт возьми, Хесус!

Вваливается Бет Симпсон, прижимая к перевозбужденной, распаленной вагине бейсбольную биту.

Фриц в деловом костюме даже подскакивает, узнав, что в его секретарских услугах больше не нуждаются. Кажется, он ужасно напуган и в смятении рассыпает свои стенограммы.

Хозяйки и слуги устремляются ко мне.

Тана Луиза переворачивает меня на белом столе, внезапно хватает скальпель, вонзает мне в левую ягодицу и вырезает большой кусок. Она вгрызается в плоть, истерично восклицая:

— Хесус! Хесус! Я ем Хесуса!

Она бросает лакомство Бет Симпсон, та ловит его и нюхает, вдыхая свежие испарения, а затем приседает на полу и выдавливает из мяса свежие соки.

Объект Джуди с огромным трудом, запинаясь и заикаясь, цедит сквозь сшитые губы:

— Мне. Тоже. Мяса. Мяса.

Бет приближается к повозке Джуди и прижимает к ее лицу шмат ягодичного мяса. Еврейка задыхается, ей мешает намордник, и потому она лишь нерешительно покусывает.

Ганс и Альдо дерутся за остатки. Мое ягодичное мясо съедают подчистую.

Я ухитряюсь повернуться набок, чтобы полюбоваться этим занятным зрелищем. Моя кровь лихорадочно пульсирует, когда подходит Анита и склоняется над моей распоротой задницей. Анита целует и гладит ее, потом лижет и с невозмутимым удовольствием жадно глотает мою кровь.

Сквозь утонченный аромат моей Госпожи пробивается, накатывает волнами скверная, мерзкая, кислая вонь кала.

Трое слуг слетели с катушек. Они от души мочатся и испражняются на безупречный паркет и даже катаются в собственном дерьме. Примитивное образование не позволяет им достойно воспринять этот эксперимент — он слишком жесток для их посредственных умишек. Они царапают и кусают друг друга, рвут плоть и одежду.

Женский наряд Альдо разодран в клочья. Фриц и Ганс вдвоем вонзаются в него и злобно поедают — каждый со своего конца. Альдо беспомощно вопит:

— Bello, oh quella'bellezza!{113}

Тана Луиза снимает один сапог с гвоздями и этим смертоносным орудием приходует всю нечестивую троицу. Вскоре клубок человечины насквозь пропитывается кровью, и на униформе проступают пятна.

Бет Симпсон, полностью утратив приличия, но двигаясь с безукоризненным самообладанием атлета, отчаянно трахается с бейсбольной битой.

Слуги лакают все подряд, словно умирают от жажды и готовы выпить любую склизкую, разлитую, размазанную по полу или стекающую по человеческим конечностям жидкость. Они постоянно толкают коляску Объекта Джуди, и та катается туда-сюда.

Анита аккуратно меня переворачивает. В белом шелковом халате и блестящих красных сапогах, сверкающих в полумраке, она взбирается на пластиковый стол.

Моя рана бешено пульсирует, и я извиваюсь, не зная, чего ждать от этого шелкового привидения. Рефлексы меня не подводят. Когда она величаво опускается на меня, мой член пульсирует и жестко выпрямляется.

Анита приподнимает свой непорочный халатик, выставляя напоказ наготу, сглатывает — как будто смущена — и застывает прямо надо мной. Она смотрит на меня в упор и пальцами быстро раздвигает вход в вагину. Мучаясь от боли, я приподнимаю голову и упиваюсь этим видением святости и красоты.

Я уверен, ни одному слуге не доводилось прежде заглянуть в животворящую, предвечную пропасть собственной Госпожи. Анита спокойно улыбается, открывает вход к своему сокровищу, гладит его и теребит самую чувствительную точку. Госпожа вздыхает и улыбается, захваченная порывом чувств. Ее открытый, милостивый взор устремлен прямо в мои распахнутые горящие зрачки.

Она нежно говорит мне:

— Я люблю тебя, Бобби. Люблю тебя!

Напор ее ласкающих пальцев становится нестерпимым, и она повторяет те же слова — все еще тихо, но уже не так спокойно, а отрывисто, проглатывая целые слоги: