Дом Аниты

Небо и сам воздух над Манхэттеном пропитались алой кровью{164}. По центру небес красовался огромный охристо-желтый диск — предположительно, солнце. В полшестого вечера он застыл там, где должен быть в полдень — в зените, чего ему совсем не полагалось. На Лонг-Айлендском шоссе в это время, по идее, час пик, бетон плавится с адским восторгом, автомобили текут сплошным потоком до самого аэропорта Айдлуайлд{165}.

Мы тащились на конной повозке рабби Бухенвальда, но вокруг не было никакого движения. На шоссе — больше никакого транспорта, кроме нашей медлительной подводы, которую вел Большой Иван. Повозка рабби Бухенвальда? Уже не помню. Все это в мертвом прошлом, которое, впрочем, живее настоящего.

Госпожа Джуди куталась в одеяло, прячась от красного воздуха, жара и прочего. Толку было мало. Мы, слуги, жались друг к другу по той же причине и впридачу от страха. Иван (или, возможно, поводья держал сам Бухенвальд), похоже, не тревожился и не был взвинчен. Как будто повозка с насмерть перепуганными беженцами — обычное явление на Лонг-Айлендском шоссе.

Густой, как кровь, воздух не смущал нашего спасителя — то ли Ивана, то ли Бухенвальда. А вот тощая серая кляча из гетто кашляла, надрывая легкие, но упорно плелась дальше, как и положено кляче из гетто.

Множество машин нашли пристанище на обочинах шоссе — стояли мертвые либо спящие. Помню еще одну картину: мертвый слон валялся на дороге, задрав хобот. Наверное, пытался в последний раз протрубить перед отсутствующей публикой.

Местами шоссе покрывали колонии змей всех размеров — они сплошь покраснели. Также много было красных черепах. Поразительно, сколько всяких тварей скрывалось внутри мегаполиса — они выползали из-под земли и тут же падали замертво.

Кляча из гетто в отвращении наступала на змей и черепах, пачкая копыта. Возница ее подгонял. Небесный диск не двигался с места, стал пурпурным, и тогда еще больше стемнело.

Аэропорт Айдлуайлд был почти пуст. Носильщики удобно разлеглись под стенкой международных вылетов. Спали — а может, умерли.

Длинные коридоры кишели красными летучими мышами. Они тоже пришли к выводу, что лучше улететь в Израиль.

Работало только окошко компании «Эль Аль», персонал которой был представлен лишь одной нервной израильской девушкой.

Правоверные иудеи в гробовой тишине стояли в очереди к стойке регистрации. Эти недобитки ставили чемоданы и узелки на весы и не спорили, если приходилось платить за перевес багажа. После регистрации они стремглав бежали к выходу на посадку.

На улице воздух краснел все гуще. В аэропорту он тоже краснел и густел, словно борщ.

Капитан воздушного судна сам проверил наши радужные билеты. Провести пассажиров через электронную рентгеновскую рамку он забыл (хотя ООП и их приспешники регулярно захватывали самолеты{166}). Мы помчались в «Боинг», словно сам дьявол наступал нам на пятки, а двигатели уже негромко гудели в миноре. Мы и не оглянулись, не помахали на прощанье ангелу, что умчал нас прочь от арены разрушения, — не то Ивану, не то Бухенвальду.

Они даже забыли включить надпись «Пристегните ремни». Вместо привычных объявлений о мерах безопасности сообщили, что «ввиду беспрецедентных красных воздушных течений» наш маршрут будет благоразумно проложен на запад, к Чикаго, а затем на север, в Канаду, до самого Монреаля. Придется сделать этот значительный крюк, прежде чем мы сможем пролететь над Атлантикой. Далее в объявлении говорилось, что «мы должны прибыть в…», после чего диктор запнулся и вставил пару слов на иврите.

Матушки-стюардессы средних лет были растрепаны, перепуганы и казались еще старше своего возраста. Куда же подевались молодые и привлекательные бортпроводники «Эль Аль»? Стюардессы орали на истерической смеси иврита, английского и идиша, но обо всем позаботились. Едва последний бородатый хасид ступил на борт, самолет тронулся с места. Немного проехав, он притормозил, и я увидел, как кто-то снаружи проверил закрылки. Затем, больше не теряя ни секунды, мы разогнались и взлетели.

Реактивные двигатели с трудом качали красную кровь. Они фыркали, но продолжали работать. Уже взлетев, самолет пару раз опускался, зависая всего в паре футов над взлетной полосой. Наступила гробовая тишина, снова послышалось фырканье, и мы начали набирать высоту.

При условии, что найдется место, где воздух не такой красный и густой, мы сможем приземлиться и дозаправиться. В объявлении не говорилось об этом прямо, но прозвучало что-то типа: «При условии, что найдется место, где мы сможем совершить посадку на пути в Тель-Авив».

Позднее объявили, что в Тель-Авив мы прилетим поздно, «если прилетим вообще».

Тот, кто читал объявления, старался подходить к делу с юмором. Но было не до шуток. Никто не знал, остались ли на планете места, где воздух еще не стал тяжелым и малиновым, точно кровь, брызжущая из аорты.