Дом аптекаря

Я работал всю минувшую неделю, постоянно используя разные методы, и результаты заметно улучшились. Холст я заменил на деревянную или медную основу, поскольку их поверхность намного ровнее, что позволяет добиться большей четкости полученного образа. Прежде чем покрывать основу раствором ляписа, я погружаю его в раствор морской соли и выставляю на просушку. Время, необходимое для получения изображения, еще остается слишком долгим, но мне все же удалось сократить его до часа, и я не теряю надежды улучшить и этот результат. Чтобы сделать образ видимым, я обрабатываю его определенными парами, о чем более подробно расскажу при встрече. Простите за непоследовательность и сбивчивость, но я чувствую себя подобно юному жонглеру на ярмарке — столь нова и занимательна открывшаяся область химии. Для стабилизации изображения пытаюсь применять самые разные вещества. Наилучший эффект дает соль винного камня, которую я держу в гессенском тигле, но впереди еще опыты с аммонием и ртутью. Гелиограф, как я это называю, отличается исключительной точностью, а для закрепления изображения прекрасно подходит повторная обработка морской или обычной столовой солью, которая, как можно предположить, растворяет непроявившийся ляпис. Затем изображение промывается и сушится. Подозреваю, что повредить его очень легко. Однако если медная пластина с самого начала покрыта серебром, она отражает не хуже зеркала. И хотя образ получается обратным, как я уже описал, держа ее под углом, можно получить эффект, когда светлое темнеет, а темное светлеет.

Ни слова больше, друг мой. Боюсь, как бы письмо не попало в чужие руки, хотя я и так открыл уже слишком многое. Не знаю, есть ли на свете человек счастливее меня. Прочел присланные вами книги. Оказывается, мы с Джакомо не единственные, кто постиг сей секрет ляписа. О нем писал голландский ученый Ангело Сала, его знал Гейнрих Шульце, а еще раньше — Гебер и даже Плиний Старший, писавший о нем в «Естественной истории». И все же только мне, похоже, пришло в голову соединить сей феномен с темной комнатой. Мое изобретение, друг Корнелис, перевернет искусство живописи, потому как отныне художник избавляется от страха перед собственной неуклюжестью. Пока же — как оракул Джакомо и моя «камера-обскура» — открытие должно сохранять в тайне. Какое-то время им буду пользоваться я один, потом мы сами изберем адептов, коих посвятим в великую мистерию. И разве не магическое зеркало открыли мы?