Я смотрю на свою последнюю «картину», и в душе звенят тревожные колокольчики. Сам дьявол водил моей рукой, потому как я погряз в алхимии и теперь должен платить за грехи. Ах да! Сама картина — милая, искусно выполненная, красочная, достойное свидетельство красоты Эстер. Любой увидевший ее воздаст хвалу неоспоримым достоинствам, отметит непривычную натуральность композиции и изъявит готовность расстаться с немалой суммой. И все же я проклинаю ее, потому как знаю, что она такое. Знаю, но скажу лишь вам, мой друг, — она зеркальный образ и порука моего проклятия. В ней я — иль тот фантом, которым я отныне должен звать себя, потому что он — это я и Смерть собственной персоной, настоящий и ненастоящий, дышащий и умерший. Бог мой, я не в силах передать, сколь мертва эта картина, насколько лишена она радости и приятности. Я не желаю ее видеть. С помощью нумерического шифра, открытого мне злодеем Паралисом, я изложил ее тайну на обратной стороне пластины, добавив символы философского камня, луны как знака серебра и аптекарской эмблемы для обозначенья соли. Пусть тот, кто пожелать заключить сделку с Сатаной, раскроет тайну и делает с ней, что хочет. Мне же она не нужна. Конечно, я сберегу ее как напоминание о моем стыде, но спрячу так, что никто ее не узреет.
Простите меня, друг мой. Я не в состоянии изложить все так, как желал бы. Я отброшен в мир, жестокий и грубый. Все вокруг убого и серо, и мне неведомо, что станется со мной. Наша жизнь и судьба определяются лишь тем, как лягут камни. Такова мораль жизни Йоханнеса.
Простите за столь кислое послание. Теперь мне предстоит найти себе истинное место в жизни.
Йоханнес ван дер Хейден.
— Ну и ну, — пробормотал Майлс, — что же случилось?
— Не знаю.
— Чего-то не хватает, да?
Ползая на четвереньках, они перебрали всю мозаику разложенных на ковре листочков.
— Здесь все? — спросил Майлс.
— Здесь все, что есть.
— Сходи туда. Посмотри в статуе. Поищи на полу.
— Не могу. Там Лидия. Схожу позже, когда она уснет.
— Иди сейчас, — твердо сказал Майлс.
Рут поднялась, нахмурясь, постояла в нерешительности и направилась к двери.
Лидия, к счастью, была в кухне. Из конца коридора доносился шум бегущей воды и звяканье посуды.
Рут открыла дверь в переднюю комнату и торопливо вошла. Разбитая статуя все еще лежала там, где ее оставили.
Рут огляделась — никаких листков. Тем не менее она опустилась на колени и заглянула внутрь расколовшейся гипсовой мадонны. Просунула руку. Ощупала стенки. Пальцы коснулись чего-то слегка сырого и шершавого — они, последние разрозненные странички. Нашлись… не потерялись…