Дом аптекаря

— Как жаль! А я-то размечталась.

— Даю совет: побереги рот — на таком морозе губы потрескаются.

По льду Сингелграхта осторожно кружил одинокий лебедь. Сначала Рут думала, что они идут на работу, в Государственный музей, но готический великан остался в стороне, как и Музей Ван Гога, и Музей Стеделейка. И только когда Майлс свернул в сонный переулок, носящий имя Габриэля Метсю, до нее вдруг дошло. Центральная исследовательская лаборатория. На собрании Майлс говорил как раз о ней.

— Мы пришли с миром, — сообщила она охраннику у входа, показывая свое удостоверение.

В лифте Майлс сердито уставился на нее.

— Перестань, — прошипела Рут. — Не раздувай ноздри. Ты разве не знаешь? Эта мода умерла еще в 1975-м.

— Боб Стейн, — сказал Майлс, когда они вошли в комнату. Рут протянула руку и попыталась сделать книксен. Коротышка в неуклюжих роговых очках, белом халате, коричневых мокасинах и с торчащими из носа волосками провел их в лабораторию. Из нагрудного кармана у него торчали три шариковые ручки разного цвета; пластырь на шее прикрывал внушительных размеров шишку.

— Ну, что у нас здесь? — с напускной самоуверенностью спросила Рут.

— Всего понемногу, — отозвался Боб. — Инфракрасная рефлектография, молекулярный анализ пигментов, микроскопический анализ плотности полотен. Вы, ребята, смотрите на картины. Мы заглядываем глубже, как эксперты-криминалисты на месте преступления — разгребаем грязь, копаемся в кишках, стоя в крови.

— Мило, — пробормотала Рут.

Майлс, бывший на две головы выше приятеля, обнял его за плечи и заговорил тоном завсегдатая бара:

— Принеси ему картину на дереве, и этот малый выдаст точную дату, проведя всего лишь небольшое дендрохронологическое исследование. Он распознает даже малейшие вариации в ширине годовых колец.

Боб ухмыльнулся:

— У каждой картины своя история.

— У нашей тоже?

— Конечно. Просто она написана на иностранном языке. Мы не можем ее прочитать. Но что история есть, в этом можно не сомневаться.

Боб подвел их к столу возле похожей на рентгенографическую кабинки.

— Радиография. Самый старый способ добраться до сути дела. Сейчас мы работаем со свинцом и ртутью. Особенно важен свинец. У него большой атомный вес, и он непроницаем для рентгеновских лучей. В старину художники добавляли его к белой краске. Так что если в спрятанной нижней картине есть белые места, они засияют, как голландский бордель.

— Что-то я здесь ничего не вижу, — сказала Рут, вглядываясь в диапозитив. — То есть ничего такого, чего нет на обычной картине.

— Что-то есть, только надо настроить. По крайней мере она ничем не отличается от того, что мы видим невооруженным глазом. — Он достал из конверта несколько фотографий. — Следующий шаг — инфракрасная рефлектография. Мы подогреваем картину низковольтной лампой — хай-тек, а? — потом делаем цифровые фотографии в инфракрасном спектре. Когда картина подрумянилась, можно проследить следы углерода, который поглощает световую энергию, и кальция, который его отражает. Метод хорош для картин восемнадцатого века, когда пользовались углем или жжеными костями животных. Другими словами, углеродом.

— А здесь? — спросила Рут, всматриваясь в призрачные линии.

— Пустое место. То есть углерод, конечно, присутствует, но сколь-либо значительного нижнего слоя не отмечено.

— Может быть, его здесь и нет.

— Может быть. — Боб как-то странно посмотрел на нее, покачал головой и убрал фотографии в конверт. — Остается пигментный анализ. Микроскопия в поляризованном свете. Мы провели такой анализ и установили полную аутентичность.

— То есть эта штука из восемнадцатого века? — спросил Майлс. — Не какая-нибудь современная хреновина?

— Точно восемнадцатый век. Другое дело — соскобы.

— Соскобы? — удивилась Рут. — Какие соскобы?

— Те, что передал мне мистер Палмер, и те, что мы взяли сами.

Майлс сложил руки и прикусил нижнюю губу.

— Забыл сказать. В прошлый раз, когда мы осматривали картину в хранилище, я потер ей спинку.

— Доверие превыше всего, — бросила Рут.

— Это была не краска…

— Соль серебра, — кивнул Боб. — Не знаю, как она здесь оказалась, но проблем создала немало. Чтобы провести количественный анализ серебра и проникнуть в более глубокие слои, мы применим метод нейтронной авторадиографии.

— Подробнее, — попросила Рут. — Мой мозг — губка, жаждущая знаний.

— Вряд ли стоит вдаваться в детали, — усмехнулся Боб. — Мы облучим ее и выявим монохроматический нижний слой. Если он есть. Через три месяца радиоактивность уменьшится до безопасного уровня, и картину можно будет вешать на стенку.

— Дома такими фокусами заниматься не стоит, — сказала Рут.

— Для этого нужен атомный реактор.

Она вздохнула.

— Да, тут у вас преимущество.

Майлс оглянулся на приятеля:

— Боб, когда я тебе звонил, ты сказал, что все будет быстро.

— Точно. Насчет реактора я пошутил. Теперь он не нужен. Есть промышленные инструменты, в которых в качестве источника нейтронов используется калифорний-252.

— Звучит как новый альбом Дилана.