Дом Бернарды Альбы

Входит Служанка.

Служанка. Вас зовет Бернарда. Продавец кружев пришел.

Все выходят. Мартирио, выходя, пристально смотрит на Аделу.

Адела. Не смотри на меня! Я готова отдать тебе мои ясные глаза и взять твой горб, только бы ты отворачивалась, когда я прохожу!

Мартирио уходит.

Понсия. Зачем ты так? Ведь она твоя сестра, да еще самая любящая!

Адела. А что она следит за мной – куда я, туда и она. Иной раз и в мою комнату заглядывает – сплю я или нет. Дохнуть мне не дает. И всегда у нее одна песня: «До чего же ты хорошенькая да ладная! Как жаль, что такая девушка никому не достанется!» Ну уж нет! Я достанусь тому, кому хочу.

Понсия (понизив голос, многозначительно). Пепе Римлянину, так, что ли?

Адела (вздрогнув). Что ты говоришь?

Понсия. То, что ты слышишь, Адела.

Адела. Молчи!

Понсия (громко). Думаешь, я ничего не замечаю?

Адела. Тише!

Понсия. Выкинь эти мысли из головы!

Адела. А что ты знаешь?

Понсия. Мы, старухи, сквозь стены видим. Куда ты ходишь ночью, когда встаешь?

Адела. Должно быть, тебе это сослепу померещилось!

Понсия. Будь спокойна, на такие вещи у меня глаз зорок, не надо сорок. Сколько ни думаю, понять не могу, что ты затеваешь. Зачем, когда Пепе во второй раз приехал поговорить с твоей сестрой, ты зажгла свет и чуть не голая стала у открытого окна?

Адела. Неправда!

Понсия. Не будь ребенком. Оставь в покое свою сестру, а если тебе полюбился Пепе, терпи!

Адела плачет.

И потом, кто сказал, что ты не сможешь выйти замуж за него? Ангустиас хворая, она не выдержит первых родов. У нее узкие бедра, да и года уже не те, попомни мое слово, она умрет – уж я кое-что смыслю в таких вещах. Тогда Пепе поступит, как все вдовцы в наших краях: женится на самой молодой, самой красивой – значит, на тебе. Надейся на это или забудь его, как хочешь, но не нарушай божьей заповеди.

Адела. Замолчи!

Понсия. Не замолчу!

Адела. У, змея! Не лезь в чужие дела!

Понсия. Я должна ходить за тобой, как тень.

Адела. Ты должна убирать в доме и ложиться спать, помолясь за своих покойников, а ты, старая карга, как свинья, во все суешь свое рыло, день и ночь шашни вынюхиваешь.

Понсия. Слежу, чтобы срама не было! Чтобы люди не плевали, проходя мимо наших ворот.

Адела. Что это ты вдруг так полюбила мою сестру!

Понсия. Для меня вы все одинаковы, но я хочу жить в приличном доме. Не хочу позориться на старости лет!

Адела. Зря меня уговариваешь. Теперь уже поздно. Я вся в огне горю и на все пойду, чтобы унять этот огонь, – но только на тебя, служанку, не посмотрю, не посмотрю и на мать. Что ты можешь сказать про меня? Что я запираюсь в своей комнате и никому не открываю? Что я не сплю? Я попроворнее тебя! Голыми руками зайца не возьмешь!

Понсия. Не хорохорься, Адела, не хорохорься. Ведь я могу такой всполох поднять, что в колокола ударят!

Адела. Хоть тысячу огней запали, чтоб все селение сбежалось, как на пожар, а чему быть, того не миновать.

Понсия. Так тебе полюбился этот человек!

Адела. Да! Когда я гляжу в его глаза, мне кажется, будто я пью хмельное вино.

Понсия. Не могу тебя слушать.

Адела. Ничего, послушаешь! Раньше я тебя боялась, но теперь я уже сильнее тебя!

Входит Ангустиас.

Ангустиас. Все спорите!

Понсия. Как же с ней не спорить. Пристает, чтобы в такую жару я пошла в лавку чего-то купить ей.

Ангустиас. А духи ты мне купила?

Понсия. Самые дорогие. И пудру. Поставила на стол у тебя в комнате.

Ангустиас выходит.

Адела. И молчок!

Понсия. Там видно будет!

Входят Мартирио, Амелия и Магдалена.

Магдалена (Аделе). Ты видела кружева?

Амелия. Те, что пойдут на простыни к свадьбе Ангустиас, прелесть как хороши.

Адела (Мартирио, которая держит кружева). А эти кому?

Мартирио. Мне. На сорочку.

Адела (с сарказмом). Будет любо-дорого посмотреть.

Мартирио. Лишь бы мне самой нравилось. Мне не надо ни перед кем красоваться.

Понсия. Девушку в сорочке никто и не видит.

Мартирио (глядя на Аделу, с намеком). Всякое бывает! Но я обожаю красивое белье. Будь я богатой, я бы носила белье из голландского полотна. Много ли у меня еще радостей в жизни!

Понсия. Такие кружева очень хороши для детских чепчиков и крестильных покрывалец. Мне-то они были не по карману, а вот Ангустиас, наверно, теперь их накупит наряжать своих маленьких. Как пойдут у нее дети, с утра до вечера будете шить.

Магдалена. Я даже не подумаю взять в руки иголку.

Амелия. И тем более нянчить чужих детей. Охота была, как наши соседки, класть жизнь на сопливую мелюзгу.

Понсия. Этим женщинам лучше, чем вам. У них хоть смеются и плачут.

Мартирио. Ну и нанялась бы к ним.

Понсия. Нет. Уж, видно, такая моя судьба жить в этом монастыре.

Слышится отдаленный звон бубенцов, доносящийся как бы сквозь несколько стен.

Магдалена. Это мужчины возвращаются на работу.

Понсия. Только что пробило три.