Дом без ключа. Охотники за долларом

Он чувствовал себя стариком. Ведь ему скоро тридцать лет! Да, дорогу молодежи… Ах, если бы не убийство Дэна, он завтра же уехал бы к себе в Бостон.

Дома никого не было. Зазвонил телефон.

– Я слушаю! – сказал Джон, сняв трубку.

– У телефона Чарли Чан! – произнес голос. – Это вы, мистер Уинтерслип? Великолепно! Великие события скоро произойдут. Приезжайте возможно скорее в аптекарский склад Лиу Ин, Ривер-стрит, девятьсот двадцать семь. Местность известна?

– Найду!

– На берегу реки. Итак, я вас жду. Прощайте!

Длинный ряд грязных магазинов тянулся вдоль Ривер-стрит. У дома номер 927, где помещалась торговля Лиу Ина, Джон остановился. Несколько китайцев сидели за ширмой и играли в какую-то игру. Джон открыл дверь; зазвенел звонок, и ему навстречу вышел пожилой китаец.

– Мне надо видеть мистера Чана! – сказал Джон.

Старик кивнул головой и указал ему на дверь с красной занавеской, ведущей в заднюю часть лавки. Джон очутился в комнате, очень скудно и грязно меблированной. За столом сидел огромный рыжий детина, от которого пахло морем.

– Здравствуйте! – вскрикнул рыжий.

– А мистер Чан уже здесь?

– Еще нет, но скоро будет. Садитесь! Эй, Лиу, дай-ка нам по стаканчику твоего проклятого рисового вина! Садитесь сюда. Придет Чан, и я расскажу вам интересную историю.

– Неужели?

– Да.

Джон осмотрелся в комнате. В задней стене была запертая дверь.

Он поднял глаза на парня, и в этот момент в его мозгу ясно пронеслась мысль, что его заманили в ловушку. Он понял, что не Чан вызывал его к телефону. Как это он сразу не заметил обмана? Чан не употребил бы такого выражения «местность известна»!

– За ваше здоровье, сэр! – произнес рыжий, поднимая стакан.

Джон взял стакан, но затем снова поставил его на стол.

– К сожалению, я не могу выпить с вами! – решительно произнес он.

– Что?! Не хотите выпить со мной? Это еще что такое?

– Да, не хочу и ухожу! – И он сделал шаг по направлению к красной портьере.

Матрос молча встал и загородил ему дорогу. Джон, убедившись в бесплодности слов, ударил парня кулаком по лицу. Быстро и ловко парировал матрос этот удар. Еще секунда, и комната превратилась в поле битвы… Перед Джоном завертелась красная портьера, рыжие волосы, красный свет, огромные волосатые руки, стремившиеся попасть в его физиономию. Как это сказал Роджер? «Дрался ли ты когда-нибудь с судовым офицером, попросту, на кулаках, сыпавшихся, подобно ударам молота? » Нет, никогда не дрался, но теперь он познал и этот способ борьбы. Здесь он находился в лучшем положении, чем на чердаке в Сан-Франциско. Здесь он ждал нападения и мог защищаться. Он снова и снова пытался схватиться за красную портьеру, но сильные руки матроса отбрасывали его назад, и ему снова приходилось выдерживать атаку. Матрос пробовал отправить его в нокаут и осыпал таким градом метких ударов, что счастливый исход борьбы – с точки зрения рыжего – был только вопросом времени. Как разъяренные звери, они носились по комнате, а странные восточные люди спокойно играли в какую-то игру в соседнем помещении.

Джон чувствовал, что его силы иссякают, он едва дышал, но прекрасно понимал, что гигант еще не начинал бороться по-настоящему. И он решил взять противника хитростью; он опрокинул стол, лампа с треском грохнулась на пол, мрак окутал поле сражения, но при последней вспышке огня он увидел, что матрос наступает на него; и тогда Джон, помня испытанный студенческий прием, упал на колени и сразу напал на противника. Культура победила. Матрос рухнул на пол, а Джон кинулся к задней двери, которая оказалась незапертой, и выскочил из комнаты.

Он опрометью пробежал по какому-то пустынному двору, перелез через забор и очутился в Ривер-Дистрикт, куда обычно не заглядывает приличная публика. Здесь на мрачных, темных, грязных улицах, не имеющих ни входа, ни выхода, живет пять наций. Некоторые дома построены на одном уровне с улицей, другие гораздо ниже, без всякого плана. У Джона было такое чувство, как будто он попал в какой-то призрачный мир. Остановившись, он услышал визгливые звуки китайской музыки, стрекотанье пишущей машинки, хрип дешевого граммофона, наигрывавшего американский джаз, отдаленный гудок автомобиля, отчаянный плач японского ребенка. Услышав шаги на соседнем дворе, он побежал.

Надо было во что бы то ни стало выбраться из этого лабиринта таинственных улиц и переулков. Из темноты ему грозили странно разрисованные рожи; какой-то Вавилон наречий, жуткое сверкание глаз, чья-то костлявая рука, опустившаяся на его плечо. Под фонарем стояла кучка бледных истасканных китаянок, которые при его приближении стали перешептываться. Остановившись на миг, чтобы перевести дух, он услышал топот множества ног, босых ног, ног в сандалиях, услышал шлепанье деревянных башмаков, поскрипывание дешевых сапог, изготовляющихся на его родине – Массачусетсе. А затем тяжелый стук грубых сапог, какие обыкновенно носят морские волки. Джон побежал дальше.