Дом без воспоминаний

– Ну как, тебе понравилось? – спросил он мальчика, помогая ему слезть с пони.

– Офигенно! – воскликнул Марко в полном восторге.

Джерберу не нравилось, что ребенок, которому и четырех лет не исполнилось, выражается на подростковом жаргоне. С другой стороны, он сам виноват, что не следил за его воспитанием. И все-таки психолог был доволен, что ему в голову пришла такая мысль и что сын хорошо провел время: можно повесить себе на грудь еще одну медаль «хороший папа».

– Теперь давай отведем Рока и Польдино в их стойла, – сказала владелица конюшни. – Напоим их, накормим и немного почистим: они тоже устали и заслужили немного ласки.

– Давай, – сразу согласился Марко, гордый тем, что ему доверили такое важное дело.

– Я покажу, как пользоваться щеткой, и Польдино тебя узнает в следующий раз.

– Правда? – не поверил малыш.

– Лошади всегда узнают тех, кто за ними ухаживает, – объяснила женщина. – А когда закончим, устроим полдник: пшеничная лепешка, свежая вода из колодца, – предложила она.

Марко был вне себя от восторга.

– Мне тоже полагается? – спросил Джербер.

– Это мы еще поглядим, – подняла бровь владелица конюшни.

Через полчаса, закончив дела в стойлах, женщина приготовила им обещанный полдник, и они расположились под открытым небом, вокруг стола, который, наверное, больше века простоял под раскидистым горным вязом.

Марко схватил кусок лепешки, но, вместо того чтобы отправить его в рот, спросил отца:

– Можно я позвоню маме и Луке, расскажу, что сегодня делал?

– Конечно, – сказал Джербер, протягивая ему свой телефон. Смотрел, как мальчик, счастливый, бежит на площадку, с масленой лепешкой в одной руке и телефоном в другой.

Джербер почти смирился с тем, что другой мужчина берет на себя роль отца в его отсутствие. Мало того: хотя Джербер вначале и относился к нему с недоверием и даже немного ревновал, со временем понял, что этот Лука – совсем не плохой человек и, наверное, хорошо, что они с Марко нашли общий язык, раз уж живут под одной крышей с тех пор, как Сильвия объявила о своих отношениях с новым другом или женихом. Джербер все еще не знал, как его определить.

– Слышно что-нибудь о Нико? – спросила владелица конюшни, когда они остались одни.

Психолог помнил, как близко к сердцу приняла она судьбу мальчика, которого нашла, когда ночью бродила по лесу.

– К сожалению, нет, – признался он.

– Я тут порасспрашивала немного, и мне сказали, что социальные службы нашли им с матерью квартирку над баром, в округе Луко, а ее в том же баре устроили на работу.

– Уже неплохо, – заметил Джербер. – Ведь раньше они жили в старой «панде» и перебивались кое-как, день за днем.

– Главное, что мать и сын снова вместе, – убежденно заявила женщина. – Надеюсь только, что мальчик поправился.

– А что с упражнениями для концентрации внимания, которые я вам назначил? – Джербер сменил тему: хотелось узнать, как она сама справляется.

Женщина вздохнула:

– Я их делаю, но мало что изменилось.

– Пожалуйста, поподробнее.

– Ну, я уже не просыпаюсь ровно в три сорок семь и не «вынуждена» каждую ночь кататься в Долину ада выгуливать собак, но бессонница никуда не делась, а иногда у меня провалы в памяти: вот я на кухне мою стакан или в ванной чищу зубы, а в следующий миг стою за конюшней и сама не знаю, как туда попала.

Несколько месяцев он пытался избавить ее от последствий программы, внедренной в ее подсознание сказочником, – приказа, отданного под гипнозом и нацеленного на то, чтобы 23 февраля она якобы случайно встретила Николина посреди леса в Долине ада.

– За конюшней ничего особого нет, и я не знаю, почему все время оказываюсь там, – уточнила женщина, и в голосе ее послышалась тревога. – Вы уверены, что это не возрастное?

– Физически вы в прекрасной форме, – успокоил ее Джербер. – Проведем еще пару сеансов гипноза, – заявил он уверенно, силясь обнадежить женщину, уверить ее, что проблему можно решить.

Но уверенности не было.

Джербер и сам страдал от расстройств, связанных с просмотрами проклятой видеокассеты. Мигрени, небольшие «провалы в памяти», как это определила лошадница, типичные последствия любого транса, даже легкого. К счастью, он не телепортировался из одного места в другое. Просто застывал, будто пораженный какой-то мыслью. Это случалось, пока он заводил ручные часы, или перед открытым шкафом, или под душем, или на лестничной площадке, когда вставлял ключ в замочную скважину. Потом, отдав себе отчет в своем состоянии, приходил в себя. Его беспокоило, что такие зависания длились все дольше. Сначала несколько секунд, теперь уже почти минуту. Случалось это не так уж часто и всегда вечерами. Он уже после заката не садился за руль. Если не найти способ полностью стряхнуть с себя гипнотическое состояние, навеянное сказочником, неизвестно, что может случиться. Промежутки, когда время, казалось, останавливается, могут распространиться на целые часы, а по прошествии лет – и на дни.

Джербер даже себе в этом не признавался, но ему было страшно.