Дом без выхода

Старею! — Он сокрушенно развел тощими руками, нелепо торчащими из растянутых рукавов засаленного свитера.

— Я сказала, что ты неплохо выглядишь, котик! — ответила Виолетта, и поэт просиял:

— Ты еще помнишь, как меня называла?

— Конечно, помню. Мне твое имя никогда не нравилось.

— Давай сходим куда-нибудь? А может, — он заглянул ей в глаза и почему-то напомнил собаку, которая выпрашивает подачку со стола, — поедем ко мне? Помнишь, как мы когда-то…

— Конечно, помню, милый! Но, к несчастью, у меня совсем мало времени. Давай лучше посидим поболтаем. — Она кивнула на скамейку и грациозно опустилась на нее, стараясь держаться на некотором расстоянии от кавалера.

Поэт неловко пристроился рядом, не отрывая от нее восхищенных глаз.

— Ты ничуть не изменилась! Все так же юна и свежа, как морозное утро, все так же прекрасна и соблазнительна, как южная ночь! Как тебе это удается? Признайся, ты продала душу дьяволу и получила взамен вечную молодость?

Виолетта довольно рассмеялась:

— До чего же приятно тебя слушать, котик! Ты так говоришь!

Она кокетливо провела рукой по длинным, давно не мытым волосам поэта, он поймал ее ладонь и прижался к ней губами.

— Как твои творческие успехи? Я что-то давно не встречала твоего имени?

— Увы! — Поэт помрачнел. — Мирская слава — что она — лишь тлен!

— Неужели ты перестал писать? Какая жалость! Мне всегда так нравились твои стихи. — Незаметно подтянув юбку верх, Виолетта закинула ногу на ногу. Пусть полюбуется, за погляд денег не берут.

— Как ты могла подумать, белладонна! — возмутился поэт. — Третьего дня только закончил поэму, пока еще не решил как назвать: "Твой одинокий стон в ночи" или "Пиршество маргиналов".

— Одинокий стон, пожалуй, лучше, — сказала Виолетта, пряча лицо в цветы.

— Хочешь, я тебе ее почитаю?

Сидевшая рядом Старуха скрипнула зубами, поднялась и затрусила прочь по аллее. Виолетта проводила ее взглядом:

— Я бы с удовольствием, котик, но времени у меня действительно в обрез. Может, чуть позже. И давай договоримся, когда выйдет книжка, ты первой подаришь ее мне — с автографом.

— Ох, Виола, не мучай меня, не береди израненную душу! — застонал поэт.

— А что такое?

— Как — что такое? Где ты живешь, святая простота? Разве ты не замечаешь, что творится вокруг? Невежество и злоба правят миром!

— Тебя не печатают?

— А кого сейчас печатают? Кому нужна поэзия, кому нужна хорошая литература? Ты посмотри, что лежит на прилавках! — От избытка чувств Клавдий заговорил прозой. — Халтурные бабские романчики, дешевые детективчики да псевдоинтеллектуальное переводное чтиво!

— Но я слышала, у авторов сейчас появилась возможность публиковаться за свой счет, — принялась осторожно прощупывать почву Виолетта.

— Мечта моя, но где ж мне взять столько презренного металла?

— Это дорого стоит?

— Нужны немыслимые богатства, моя королева. Тысяча, а то и полторы гадких зеленых бумажек.

— Ну не такие это большие деньги. Я могу их тебе одолжить. Или даже подарить.

Клавдий даже подскочил на скамейке:

— Что слышу я? Иль мой больной рассудок меня подводит вновь?

— Да нет же, котик, — рассмеялась Виолетта. — Я сейчас неплохо зарабатываю, у меня есть кое-какие сбережения, и я вполне могу позволить себе издать твою поэму, как она там называется, или, скажем, сборник твоих последних стихотворений — это как сам решишь.

— Ты, верно, шутишь, о небожительница? — подозрительно покосился на нее Клавдий.

— Нисколько! Я же знаю, у тебя замечательные стихи, их надо нести к людям, они нужны читателям, они призваны сделать мир чище нравственно и богаче духовно!

— Как хорошо, что у тебя такая отличная память! — заметила появившаяся рядом со скамейкой Старуха (и когда только она успела вернуться?). — Шпаришь наизусть как по писаному то, что он сам тебе говорил лет этак пятнадцать назад.

Клавдий меж тем встал перед Виолеттой на оба колена и покрывал поцелуями ее руки. Она хотела было его поднять, чтобы не испачкался, но решила, что его одежде это не грозит, она и без того не блещет чистотой.

— Волшебная, чудесная, божественная! Чем я заслужил такой дар судьбы? О боги, как мне благодарить вас? Что мне сделать для этой удивительной женщины? Достать звезду с неба? Выпить океан? Победить дракона?

Проходившая мимо юная парочка с изумлением взирала на эту сцену.

— Успокойся, котик, сядь, пожалуйста, неудобно, на нас обращают внимание. — Виолетта потянула поэта обратно на скамейку. — Мне не нужны звезды, океаны и драконы. Мне нужно совсем другое.

— Проси что хочешь, я исполню все, что в моих силах. И даже выше моих сил!

Виолетта дождалась, пока парочка удалится на совсем уж безопасное расстояние и повернулась к нему:

— Мне нужен труп.

Рука Клавдия невольно потянулась к больному уху — он снова подумал, что ослышался.

— Да нет же, котик, ты не ослышался. Мне действительно нужен труп, женский, обгоревший до неузнаваемости. Ты ведь все еще работаешь в крематории. И тебе ничего не стоит, когда будут кремировать подходящую женщину — ну подходящего роста и комплекции, — не сжигать ее тело дотла, а через некоторое время выключить жаровню, или как у вас это называется…