Дом близнецов

Валентин бегло отмечал про себя: художник — бледнолицый юнец в стиле готов с губами вампира, в шлеме авиатора; фотограф — бритоголовая девушка-панк с тату на плече, писатель — человек без примет, с шеей красного индюка.

— Там наш связник, бравый солдат Курц, — показал князь в сторону, где у стеклянной стены за столиком сидел радист в наушниках из черного эбонита. Перед ним громоздилась нескладная военная рация 20-х годов, сам он был в новенькой форме с пилоткой, просунутой под матерчатый погон.

Связник сдернул наушники, вскочил и щелкнул каблуками сапог.

— Напомню, друзья, у нас сегодня на календаре 21 мая 1927 года, мы находимся в восточной Пруссии, в гостях у прусского общества немецких охотников. Так, Курц?

— Так точно, ваше сиятельство! — отчеканил солдат.

— Вольно, вольно, дружище.

Было видно, что вышколенная свита идеально вписана в причуды хозяина.

Тут князь поднял палец.

— Внимание, шутки в сторону, не будем обижать дона Клавиго, но вот центральная фигура нашей сегодняшней встречи. Мой палестинский гость, равви Барух Кац.

Так прояснилось присутствие за столом внушительного хасида в широкополой шляпе. Он невозмутимо сидел на другом конце прямоугольного стола прямо напротив князя, и уже самим местоположением создавал некий вызов хозяину.

— Барух, можно я буду так тебя называть?

— Да, Виктор, да…

Первый раз прозвучало напрямую имя хозяина.

— Равви Кац, мой давний друг, автор исследований по еврейской мистике. Комментатор книги книг «Сефер иецира», «Шаарей Кдуша», автор монографии «Цфат и испанская каббала Авраама Абулафии», автор трактата о рабби Леоне и рабби Ицхаке Луриа. Кстати, он наш бывший клиент. С приездом, дорогой Барух, ты из тех, кто не хнычет, ты господин тайны.

Господин в шляпе хасида прошел к хозяину, с пылом раскинув руки, они сердечно обнялись и расцеловались, после чего гость вернулся на свое почетное место.

Судя по всему, список гостей назван полностью, а близнецы так и не появились.

— У Баруха была саркома легких, но мы ему помогли…

— Мы — это ты и Всесильный, да будет он благословен, — добавил хасид.

— Не возражаю рукопожатию творца, ребе, но все же замечу. Барух получил отказ клиник США, Германии, Иерусалима, а мы, провинциалы из глухого немецкого леса, тут, в русской Пруссии, на окраине мира, мы справились. Как ты?

— Анализы устойчивы. Рецидивов нет. Я работаю на всю катушку. Правда, наша клиника в Израиле утверждает, что ее диагноз был поставлен ошибочно.

— Ну, еще бы. Твоя опухоль весила 370 грамм. Четвертая стадия. Ты еле дышал. Но это был, конечно, обман зрения. Фантом рентгенографии. Ошибка сканера. Поддельные анализы. Да этим сукам просто нечем крыть.

— Их можно понять и простить, — заметил хасид.

— Всех можно понять и всех можно простить, но кому по силе такая ноша амнистий? — бросил князь.

— Есть один Сильный, которому все ноши по силе, потому что он сам ноша мира. Да будет он благословен.

— Что ж, Барух. Подхватим и мы непосильную ношу. Постараемся стать близнецами Бога… Итак, дорогой гость, — обратился хозяин к новичку, — наверное, мой прием кажется немного экзотичным, но скоро, дон Клавиго, вы привыкните. Никаких секретов в нашем времяпровождении нет. Просто мы все кроме, пожалуй, Фарро, не выносим скуки и хотим со вкусом, изобретательно тратить деньги, которые мне приносит клиника. В печь их. Ату. Кусай. Гори огнем.

Огромный смоляной ньюфаундленд, лежащий у ног, настороженно поднял голову.

— Фу, Клавиго, фу… Все спокойно.

— Клавиго… — встрепенулся наш герой. — Вашего пса зовут Клавиго?

— Ну конечно! Когда он родился, я же позвонил вам в Ватикан и попросил взаймы ваше имя…

Он пристально посмотрел на Валентина.

Слишком пристально.

— Хм. Вы и это забыли? Но мимо. Сейчас позвонит секретарь, и все объяснится. Кто вы есть, полуночник, человек без лица и как вас звать. А пока расслабьтесь. Итак, мой дорогой гость, у нас за ужином происходят самые чудесные вещи в мире. Разговоры, встречи. Очные ставки. Игры. Шарады. Плюс блюда из кухни моего французского повара. Он прилетает к нам из Парижа вместе с нашим парикмахером. За такие прихоти приходится много платить. Но. Друзья, ради вас я хочу умереть нищим, а для этого нужно успеть потратить целую гору золота.

— Папа, мы поможем! — в один голос сказали близняшки.

Стол зашумел. Кое-кто зааплодировал. Фотограф вышла из-за стола и принялась щелкать камерой. Художник что-то черкал карандашом в блокноте, щуря глаз… словом, свита отрабатывала задание.

Между тем Валентин был в раздрае. Еще минуту назад он мысленно отрепетировал сцену прощания: он входит, видит двух близнецов за столом (мужчин, разумеется, а не языкатых девиц), объявляет им о наследстве, приносит публичные извинения хозяину, сообщает о смерти дона Клавиго, и просит немедленно выставить его из дома, потому как он никакой не профессор, а частный сыщик из Питера Валентин Драго… Ну, наорут, ну сдерут фрак, отметелят в худшем случае на КПП… зла-то в его розыгрыше ни капли.