Дом близнецов

— Извините, — перебил гость князя. — Все это не вызывает моих возражений. Это маленькая одическая поэма. Она вполне годится, чтобы в общих чертах рассказать профану о канцере на школьном уроке. Простите, что я говорю дерзости, но все это слишком образно и просто. Мы говорим: раковые клетки делятся, опухоль растет, канцер начинает напитывать организм токсинами. А по-вашему — не опухоль, а зародыш, он растет, ложный близнец, дитятко смерти и вот-вот станет орать…

— Именно так, коллега. Увы. Дальше сложностей тоже не будет. Мой метод — это опыт максимального упрощения. Вы погружаетесь в глубь материи, я же бросаю взгляд с высоты. Секрет в упрощении, а не в умножении сущностей без необходимости. Как говорил председатель Мао: больше читаешь, умней не становишься. Я не хочу умнеть. Я профан и предлагаю варварский взгляд профана…

— И я не претендую на царство, князь. Я тоже профан. Но профи профан.

— Что ж, продолжим говорить глупости. Механизм роста ложного близнеца окружает опухоль системой стойкого жизнеобеспечения и подчинен — внимание! — подчинен той стратегии развития зародыша, каковую мы называем фазами онтогенеза. То есть сначала у зародыша появляется хорда. Затем, например, прообраз хвоста. Хвост в какой-то момент отваливается. За период старта зародыш проходит сотни отрезков развития. Эти отрезки стыкуются друг с другом во времени, вроде сантиметра нашего кутюрье. Только деления на ней неравномерны. Назовем эти сегменты порциями творения. Каждый из них имеет определенную длительность и точки касания. Если подействовать на эту ленту развития и разорвать ее в точке касания, механизм роста зародыша будет прерван. Ложная плацента перестанет питать опухоль. Кусок сладкого сахара, то есть канцер, рассосется, и на месте саркомы останется только гладкое место.

— Красиво сказано, ваше сиятельство. Но это только слова. Как, говоря вашим образным языком, выключить механизм разрастания раковых клеток, колонию которых вы нежно окрестили ложным младенцем.

— Да, тут возникают проблемы. Но это проблемы не деления клеток, а проблемы понимания времени. Для вас время есть последовательная порция мгновений, идущих из прошлого в будущее. Для меня все ровно наоборот. Бог творит мир из будущего.

— Лечение молитвой! — взвился стрелой оппонент. — Я в церкви или больнице?

Хасид мягким жестом руки вернул Соломона на место.

— Спасибо, Барух, ваш друг слишком горяч. Так вот, будущее! Это оттуда к нам навстречу вырастает мостище над бездной, оттуда выступает опора, на которую мы каждый миг ставим ногу. Без места, уготовленного для нас в миг сотворения мира, ступить будет некуда, и мы полетим кувырком в пропасть. То есть лечить вашу колонию онкоклеток нужно сменой вектора времени, прервать постав будущего, лишить поддержки небес, сказать грубо: фиг вам.

— Что? Как?

— Им нужно сделать инъекцию прошлого, внушить более раннюю стадию онтогенеза, призвать к самоубийству. Эту роль в моей мистерии играют так называемые регуляторы времени, порции прошлого. Говоря вашим языком, вытяжки иных хронотопов. Например, вытяжки из печени акулы или потрошков ворона. Сгодится молотый прах скорпиона и прочая ядовитая нечисть, из которой алхимики делали микстуры. Скорпион — вот идеал здоровья. Он умирает только от смерти. Болезни ему неведомы.

— Вытяжки из печени акулы? Старо! Я где-то уже читал об этом… Кажется, в трудах одного специалиста из Грузии времен Советского Союза.

— У вас прекрасная память. Именно так. Но «труды» — громко сказано. Брошюра о препарате «Катрекс» покойного Аликана Гачичеладзе. Она была издана в 1987 году. 25 лет назад. Она называется «Регуляция тканевого гомеостаза, нетоксичная профилактика и терапия хронических патологий». Я всего лишь позаимствовал его подход, добавив пару своих придумок. Так вот… Люди!

В залу вошли два официанта. Первый нес клетку с вороном, второй — аквариум, в котором плавала новорожденная акула длиной в 10–15 сантиметров.

Клетка и аквариум были поставлены на столики справа и слева от мэтра.

— Дорогой профи, вспомним завет Медеи. Чтобы омолодить, нужно состарить! Чтобы омолодить старого Ясона, сделать старику инъекцию прошлого, чародейка Медея влила в его вены настой из печени долголетнего оленя и головы ворона, прожившего девять веков человека.

— Но ничего подобного не было, — перебил докладчика Валентин (вдруг!), — вы перепутали Ясона с узурпатором Пелием. Это его дочерей Медея убедила, что их отцу, дряхлому старику, можно вернуть молодость, если разрубить его на куски и бросить в котел. Для наглядности она заколола барана, велела его расчленить, сварить и, добавив в кипящее варево волшебное снадобье, на глазах дочерей оживила барана, каковой стал ягненком. Дочки поверили, старика-узурпатора разрубили, сварили, но Медея не стала пускать в ход свои чары, и Ясон вернул себе власть над Иолком…

«Откуда ты это знаешь?» — гаркнуло в голове.

Князь удивленно воззрился на оратора.