Дом Чародея

– Между прочим, эта ваша «представительница знати» меня узнала, Джун! Я был прав, это действительно моя Персефона, и она очень удивилась, увидев, что я живой… – Персиваль мрачно и самодовольно усмехнулся.

– Так вот в чём всё дело, да? В том, чтобы якобы оказаться правым? Персиваль, вы вообще понимаете, что в вашу историю никто не поверит? Вы явно повредились умом в этом своём зеркале. Знаете, если мне придётся давать показания в суде, я вас покрывать не собираюсь. Я расскажу всё, как есть. Вы сами виноваты во всём, что с вами произошло. Я, конечно, очень рада, что вы живы-здоровы, хотя бы пока, потому что, когда вы пропали, я вся извелась, но вы получаете по заслугам. Мне вам больше сказать нечего. Пойду наконец избавляться от ваших вещей, потому что они явно вам вряд ли ещё понадобятся, – Джун развернулась и целеустремлённо зашагала прочь, а Персиваль проводил её ошарашенным взглядом и осел на скамью, мрачно повесив голову.

– Ну и духотища у вас тут! – отметила Джун, обмахиваясь ладошкой, что на самом деле вообще не помогало, остановившись возле охранника. – Как вы тут вообще выживаете?

– С трудом, мэм, – смущённо признался тот, и девушка даже умилилась его искренности. Она взглянула на уходившую вверх тёмную винтовую лестницу, по крутым ступеням которой ей предстояло подняться на поверхность, и эта перспектива её вовсе не вдохновляла. Так ли уж стоило того посещение Персиваля? Она бы могла довольствоваться и слухами. Стоило оставить его разбираться со своими проблемами самостоятельно, а то теперь он ведь ещё возьмёт себе в голову, что о нём беспокоятся! Это, конечно, правда, но вряд ли у него есть совесть, которая могла бы его грызть за что-либо.

– А вы не могли бы принести мне воды? – попросила Джун охранника, утирая пот со лба рукавом блузки.

– Простите, мэм, мне никак нельзя отлучаться со своего поста.

– Неужели у вас даже не припасено кувшинчика воды?!

– Нет, мэм, не положено.

– Бедняга. Простите, я тогда ещё немного тут постою и пойду… А то что-то голова кругом.

Солдат бросил на неё обеспокоенный взгляд, а Джун задрала голову, и у неё действительно стремительно начало темнеть в глазах, так что она быстро опустила голову, усердно моргая, и тут заметила, как что-то маленькое и белое мелькнуло по полу, шурша лапками.

– Крыса! – взвизгнула Джун и рухнула, как подкошенная, так что охранник даже не успел её поймать.

– Что там случилось? – обеспокоенно воскликнул Персиваль, вскочив со скамьи, как на пружине, и подскочив к решётке камеры, но ему почти ничего не было видно из того, что происходило в другом конце коридора.

– Молчать! – рявкнул охранник. Персиваль стиснул прутья решетки, раздражённо потряс их – они даже не дёрнулись – пнул решётку и, заложив руки за спину, стал ходить туда-сюда по маленькой камере, которую он пересекал в два шага. Раз ему ничего не говорили, он постарался прислушиваться, чтобы понять, что происходит.

А происходило вот что: на шум прибежал надзиратель, который затем послал кого-то за водой и заставил охранника рассказать ему всё по порядку.

– Да у неё прямо-таки жар, Игнис побери! – воскликнул надзиратель, дотронувшись до лба Джун.

– Раз вы всё равно заколдовывали подземелье, могли бы заодно наложить морозильные чары! – раздражённо вставил Персиваль, всё ещё расхаживавший туда-сюда, как лев в клетке.

– А так можно было? – невольно удивился охранник.

– Я бы сказал, что могу вам показать, если вы меня выпустите, но боюсь, чтобы заколдовать этот этаж, вам придётся вызвать того, кто наложил здешние чары. Но если мы немножечко поднимемся по лестнице…

– Молчать! И не разговаривать с заключённым! – рявкнул надзиратель, и можно было бы сказать, что наступила тишина, если бы не звуки шагов и возни. Белая мышка ещё пару раз пробежала туда-сюда, но на неё никто не обратил особого внимания. Грызуны в подземельях водились испокон веков.

Наконец прибежал ещё один охранник с кувшином холодной воды, Джун побрызгали в лицо, и она как-то неохотно приоткрыла глаза и, кажется, слабо удивилась, обнаружив себя на горячем и грязном каменном полу. Ей помогли сесть и дали выпить воды, которую она проглотила с такой жадностью, будто только что выбралась из пустыни.

– Ой… Простите, пожалуйста, я небось вас перепугала… – она виновато похлопала глазками, что многократно видела в исполнении Мириам. Персиваль, услышав её голос, остановился и снова прильнул к решётке, пытаясь разглядеть, что происходило сбоку, но опять же тщетно. Повязка как раз закрывала тот глаз, который мог бы позволить ему увидеть немножечко больше. Он в очередной раз разочарованно пнул решётку.

– Хватит буянить! – рявкнул надзиратель. Персиваль хотел огрызнуться, но в последний момент счёл, что подобным образом не стоит выражаться при только что очнувшейся после обморока даме, и промолчал, вместо этого с грохотом плюхнувшись на скамью.

– Не волнуйтесь, я больше сюда не вернусь, – пообещала Джун, но, помолчав, добавила: – Я надеюсь…