Дом Черновых

Ежедневная информация Марьи Ивановны волновала Наташу, являясь жгучим содержанием ее теперешней жизни. На первом плане был Зорин, на последнем Валерьян. Однажды, когда учительница неосторожно выразилась о видах Зорина на будущие капиталы Наташи, она пришла в такой небывалый гнев, что «засветила» ей пощечину. На пощечину Марья Ивановна нисколько не обиделась, а наоборот — была польщена, приняв ее как переход от прежних отношений хозяйки и служащей к интимным, неразрывно-дружеским отношениям. Так оно и вышло. Отныне у Наташи уже не было секретов от Марьи Ивановны: учительница стала наперсницей и «другом» Наташи.

Откровенно разговаривали о Зорине, подразумевая, что Наташа любит его первой любовью. Только теперь она увидела, что выходила замуж без любви, из одного уважения, а также, чтобы вырваться из невыносимой обстановки черновского дома.

Но как случилось, что она зашла так далеко, — Наташа и сама не знала. Ей от всего сердца было жаль Валерьяна: неужели он столько лет мучился с ней, столько пожертвовал лишь для того, чтобы, выздоровев, она ушла к другому? Наташа запуталась в собственных чувствах. Долго не признавалась самой себе в любви к Зорину, налетевшей на нее, как новое несчастье, и, убедившись, что действительно любит, ужаснулась.

Ей казалось, что она должна бороться против этого безнадежного чувства, ухватиться за прежнюю любовь к Валерьяну, раздуть ее угасающие искры, а для этого нужно, чтобы он бросил все свои дела и немедленно вернулся к ней спасать ее от Зорина. Они уедут в Крым и там, вдали, быть может, все пройдет. Бежать, бежать от него, страстно и впервые любимого!

Наташа проплакала ночь над запутанным, туманным, бестолковым письмом к Валерьяну.

Хотелось, чтобы он догадался о сильном и опасном сопернике. Но не таков Валерьян: ему и в голову не приходит, какое новое горе надвигается на них обоих.

В эту зиму во всей жизни столицы — в искусстве, литературе, политике и торговле — чувствовалось небывалое затишье, внезапный, необъяснимый застой. О выставленной картине Валерьяна в прессе были благоприятные, но краткие отзывы: казалось — не до картин в Петербурге. Веяло зловещим настроением, иностранцы спешно уезжали за границу, на политическом горизонте надвигались тучи. Слышались невнятные шепоты о возможной войне и близости революции.

Валерьян уехал из столицы в мрачном настроении, не дождавшись покупателя на картину, недовольный собой и озабоченный тревожным, смутным письмом Наташи.

IX

Поселившись на лето в крымской долине на своей даче, Валерьян и Наташа по утрам отправлялись в лес на прогулку. Спали они в разных комнатах: Валерьян — в кабинете, внизу, она — наверху. Проснувшись, он по обыкновению заходил за ней.

В одно тихое солнечное утро Валерьян застал Наташу спящей и тихонько остановился у порога: она всегда просыпалась раньше его, но на этот раз, должно быть, плохо спала ночью. Без доктора Зорина Наташа опять стала сосредоточенной и печальной, чувствовала себя хуже. Разговаривали только во время прогулок; в остальную часть дня Валерьян или работал вместе с Иваном на огороде, или уединялся в своей мастерской.

Художник неслышными шагами подошел к изголовью жены и долго стоял так, в ожиданьи, когда она проснется: жаль было будить. Наташа опала, улыбаясь во сне знакомой Валерьяну, детской улыбкой.

Вдруг она открыла глаза и, еще не придя в себя, сонным голосом спросила:

— Это ты, Николай?

— Нет, это я, — тихо ответил Валерьян.

— Ах, это Валечка. А мне снился…

— …Зорин. По улыбке видно. — Валерьян тихо, ласково засмеялся. — Проснулась и спрашиваешь: «Это ты, Николай?»

Наташа смутилась.

— Не может быть! Не помню, чтобы я так сказала. Не могла сказать. Никогда и наяву-то не называла его на «ты».

Наташа опять улыбнулась «зоринской» улыбкой.

— Вы все шутите надо мной, Валечка. Ай-яй! как это нехорошо с вашей стороны! Неужели ревнуете?

Валерьян сел в кресло у изголовья жены.

— Нет, — сказал он со вздохом, — я так тебя люблю. Был бы рад, если бы ты могла быть с ним счастливой. Но ведь вся твоя любовь — фантастическая, в смысле надежд на новую жизнь. Ты любишь. Как это случилось? У него — жена, дети, и право, как-то незаметно увлечения тобой. Ты больна, имеешь сына. Вряд ли из ваших отношений может выйти что-нибудь путное. Ты сама для себя сочинила эту любовь. Впрочем, говорят, мужья бывают слепы, муж всегда узнает последним. Меня одно раздражает: пришлось уехать сюда от городских сплетен, — мы стали посмешищем дураков. Думают, что Зорин имеет на тебя, так сказать, меркантильные виды. Конечно, он не таков, я очень его уважаю.

— Все годы моего замужества я думала, что люблю вас, — опять заговорила Наташа, — и действительно, верила, что незыблемо люблю, а между тем, как все это оказалось непрочно! Ведь за мной никто никогда не ухаживал, кроме вас, но вот стоило только одному человеку обратить на меня внимание, как все и пошло прахом. Вы не рассердитесь на меня?

— Нет. Но продолжай. Надо же нам до чего-нибудь договориться. Толкуем об этом каждый день, а все ни к какому решению не пришли.