Дом для бродяги

– Метроном, – пояснил Микаэле. Установил вещицу на каминной полке, запустил. – О, не скрипит и не заедает. Вам повезло, мне – тем более. Без музыки учиться даже лучше, если есть метроном. Позвольте вашу руку. Я был в ужасном настроении, но вы исцелили меня. Брат всегда говорил, что я слегка павлин. Сейчас я понял, в его словах есть правда.

– Ну-ну, – девушка и не подумала отодвигаться, вырывать руку. – Учи, коли хвост распустил.

– Охотно. Спину прямее. Голову чуть вбок… да, и немного прогнуться. И я умоляю, не стоит вести, танец по сути неравноправен, мужчина в нем отождествляется с явной силой, а женщина…

– Покорна, – пискляво передразнили в ответ.

– О, ни в коем случае. Назову это гибкой силой, – Микаэле и его партнерша двигались маленькими, пробными шажками, без сложных фигур. В такт метроному было очень удобно разговаривать. Слова делались… музыкой. – У стали два качества – прочность и упругость. Вас устроит такая аналогия? Или вот, успех создают упорство и талант. Я очень ценю различия и особенности. В этом смысле неравенство есть основа роста. Зовите меня Мики. Смотрите в глаза не так прямо, танец требует умеренного кокетства. Танец – это игра, где нет проигравших, замечательно ведь? О, прекратите жевать губами счет, просто слушайте меня и метроном. У вас врожденное чувство ритма, это очевидно. Снова пробуем, шаги шире, и дышим в такт.

Вторая попытка сложилась удачнее первой. Отдавленные пальцы обеих ног партнера больше не попадали под туфельки партнёрши, шаги получались ровнее и увереннее. Микаэле щурился и едва сдерживал беспричинный смех. В темной прихожей пахло сыростью и немножко – гарью, а еще бараньим пловом и сбежавшим молоком. Любой из перечисленных запахов для богатого особняка совершенно необычен. Может, поэтому метроном считал какое-то иное время. Яркое, настоящее. Живое.

– Слушай, а ты знаешь все пятьдесят танцев?

– Хорошо знаю три. Они парадные, на них зиждется этикет. И я думал, что мне не нравится танцевать, это ведь обязанность, а не право.

– Ха?

– На балу танцуют, потому что так принято. Не все, но многие. О, я начинаю понимать, что моя первая жена не зря бросила меня.

– Бросила?

– Украла важные бумаги и еще деньги. Бумаги попали туда, куда я и планировал. Деньги позволили ей закрыть долги. Я же сказал, меня стоило бросить. Я расчетлив до безобразия.

Девушка хихикнула, прижалась плотнее и шепнула в ухо: мол, скажи, где сейф, и можешь не жениться, бросай сразу, пристрою и денежки, и бумаги!.. Микаэле рассмеялся. Это было так хорошо – просто смеяться, как все люди. Не рассуждая, не выверяя интонации, не контролируя выражение лица.

– О, не надо сопротивляться, позвольте себе немного доверия к партнеру… вон та картина в уголке, маленькая. Возьметесь воровать, хватайте ее. Она ценнее прочих и удобна для выноса. Я заслужил доверие?

– Та темненькая мазня? Бесы, а я ведь верю!

– Как удачно. Вот, теперь я веду, а вы…

– Ведусь, и вся исхожу на косоглазие, – хихикнула девушка. – Мики, а ты какого рожна выкаешь? Ты ж не старый.

– О, как-то… привычка сказывается. И я не удостоен права узнать имя. Вернусь к различиям. Вы знаете инаньский знак двух начал, света и тьмы? Глупейшее его толкование – добро и зло. Но это воистину примитивно! Два начала всего лишь противоположности без явной заданности их названий, а сам знак – баланс. Нам в танце требуется баланс, а для этого надо быть… противоположностями.

– То есть добро и зло – не две стороны баланса?

– Я не верю в подобное. Нельзя быть наполовину злодеем. И тем более добряком, белым тут и черным там. Можно лишь скатиться в серость.

– Лёля, – шепотом сообщила девушка. – Это я типа… доверяю.

– Волшебное имя! В нем столько спрятано – Ольга, Элина, Елена, Алена, Олеся…

Микаэле перечислял медленно и ритмично, на каждое имя приходилось три такта. И – хотелось непрестанно улыбаться. Рассудок усох до размера лесного ореха и не мешал чудить. Сказанные совсем недавно Яковом ужасные слова прозвучали, как приговор и были именно приговором… но сейчас они утратили силу.

У девушки в зеленом – волшебное краткое имя, под которое можно подобрать десятки полных, и каждое со своим звучанием, со своей историей. Потому легко поверить, что тупиков нет, что случай – не злодей, а волшебник. Послал встречу с этой вот Лёлей. Она остроумная и таинственная… как клинок в зонтике. А еще – в ней живет танец. Всегда жил, и до сегодняшнего утра не мог проклюнуться из-под скорлупы самонеприятия, из-под коросты обстоятельств.

– Лёля, будь я полнейшим эгоистом, запретил бы вам… тебе танцевать без меня, – честно сообщил Микаэле. – У тебя дар к танцу. Но-но, невозможно запрещать тебе. Ты сделаешься печальной.

– Не-а, – пообещала Лёля. Закрыла глаза и продолжила танцевать. – Все, унесло… Бесы, ну и утречко. Эй, ты правда знаешь эту… теорию чисел? Федька по ней сохнет.

– Йена прежде звали Федором? Надеюсь, он взял второе имя, не отказываясь от первого?

– Да.

– Он умничка. Лёля, чуть ровнее шаги. И – дыши, ты ведь совсем посинела… устала? Тебе дурно?

– Нет.