Дом для меня

В распахнутые окна и двери задувал летний ветерок, покачивая занавески, которые Лер повесил даже на дверной проем для того, чтобы надоедливые мухи не залетали в дом. Устав протирать пол около духовки, Лер вспомнил про пень и, натянув любимые семейники, больше напоминавшие шорты, чем трусы, с огромными желтыми подсолнухами, купленные у бабули на базаре, вернулся во двор. Довольно осмотрев свой красивый забор с коваными вензелями и со стороны дороги закрытый деревянными рейками, взялся за пень.

Лер кряхтел, пень трещал, и казалось, что с таким же титаническим усилием, которое не дает абсолютно никакого результата, Лер выкорчевывает уже второй месяц Самсона из своего сердца и своей головы.

Лер подпихнул лом немного в другую сторону и, навалившись всем телом, решил, что если он справится и вытащит этот проклятый корень из земли, то так же сможет выкорчевать и Самсона.

Поставив самому себе такую задачу, Лер бесился, что время шло, а вытащить пень не выходило, тот лишь чуть-чуть вылез из-под земли. Лер сбегал в дом, выключил свой ароматнейший пирог с золотистой корочкой, но приступить к еде не смог, потому что дурацкая цель с идиотской слепой надеждой не давала покоя. Лер так устал сопротивляться самому себе, греть в руках отключенный телефон, постоянно вспоминать те короткие мгновения, которые они провели вместе, тот жуткий день на парковке и разговор с Васильцевым в больнице после сердечного приступа, что уже не знал, что придумать и какой обряд провести, чтобы его отпустило.

– Я отпущу тебя, – голос Васильцева из памяти был немного искажен. – Но отпущу тебя одного.

Боровшийся с сонливостью из-за таблеток Лер нахмурился, не совсем понимая, о чем Дима говорит.

– Вчера мы доставили тебя в подходящую больницу, и когда ты пройдешь полный курс лечения, который я уже обговорил с твоим лечащим врачом, я тебя отпущу. Контракт с Дитрихом будет приостановлен. Сейчас мы договариваемся о размерах неустойки, которую я сам ему выплачу.

Лер открыл рот, собираясь возразить, но Дима, покачав головой, склонился к нему и осторожно поцеловал в сухие губы. Поцелуй был коротким и осторожным, а в глазах Димы за привычной ширмой безразличия проступила боль, ответственность за которую навалилась на Лера позже, когда лекарственная анестезия закончилась и беззащитное перед виной и любовью сердце закровоточило снова.

– Я отпускаю тебя с условием: ты проходишь полное лечение, о процессе и результатах которого меня будет оповещать твой доктор. Если ты нарушишь это условие, то я интерпретирую это как твою неспособность позаботиться о себе и заберу тебя обратно. – Васильцев на мгновение прикрыл глаза, подавляя желание вернуть Лера обратно уже сейчас. – И вторым условием будет полное отсутствие в твоей жизни Самсона.

Лер дернулся, вздрогнув, но промолчал. В глазах у Димы не было той жестокой пелены, которую Лер увидел тогда на парковке, лишь горечь и сожаление.

– Это условие я выставляю не потому, что не смогу перенести «проигрыша» и уступить тебя ему, хотя доля правды тут тоже есть, но главное, я просто уверен, что он тебя добьет. Вы абсолютно не подходите друг другу… Этому ублюдку только дрессировщик из цирка в партнеры подойдет, – впервые не скрывая эмоций, раздраженно прошипел Васильцев.

Лер, улыбнувшись, нашел руку Димы и, несильно сжав ее, одними губами сказал: «Спасибо».

Лер не ожидал, что будет скучать по Диме, по их тихим вечерам, по тактичной заботе, по роялю, за которым Лер иногда играл для него. Васильцев любил классическую музыку и они несколько раз ходили на концерты инструментальной музыки вместе и даже в оперу, и всегда это была Димина инициатива. Несмотря на холодность, своеобразную замороженность, Дима был живым, наверное гораздо более живым и близким, чем кто-либо, и Лер думал над тем, что тянется к нему больше, чем к этому демону Самсону, пробившему его сердце насквозь.

Если бы все было иначе, если бы Лер никогда не встретил Самсона, если бы не это наваждение чувств, то сейчас он был бы с Димой и вполне возможно жил бы в этом доме, приезжал сюда вместе с ним. Они даже обсуждали такие варианты, когда Дима расспрашивал Лера про ремонт, о котором тот мог часами говорить.

Васильцев знал про дом все, он даже помог Леру найти дизайнера, который сделал небольшой макет с планировкой и мебелью. Возможно, если бы не эта ситуация, Лер закончил бы работу с Пашей (дизайнером) по-другому, и тот, завершив начатое дело до конца, превратил бы дом в игрушку, но Лер, расплатившись с ним, отключил телефон. Если бы все было иначе, возможно эти сожаления не отравляли бы Леру лето, но все было именно так, как было.

Дима разрешил увидеться с Самсоном под присмотром врачей один раз, но Лер отказался. Он не был уверен, что справится с прощанием. Так будет лучше для них обоих. Пройдет время, и они все переживут, рубцы на сердце зарастут, страничка перевернется и старому тексту будет не место на новой странице, а пока Лер делал, как прописал врач, и ждал, когда наступит долгожданная ремиссия.