Дом душ

Оба молча сидели у камина; Кларк мысленно поздравлял себя с тем, что сумел благополучно удержаться в рамках здравомыслия, а Вильерс погрузился в свои мрачные мысли.

– Выкурю-ка я, пожалуй, сигаретку, – сказал он наконец и сунул руку в карман за портсигаром. – А! – воскликнул он, слегка вздрогнув. – Совсем забыл, я ведь собирался вам кое-что показать! Помните, я упоминал о том, что в куче старых газет в доме на Пол-стрит нашелся довольно любопытный рисунок? Так вот он.

И Вильерс достал из кармана тонкий рулончик. Он был упакован в оберточную бумагу и перевязан бечевкой. С узлами пришлось повозиться. Кларк, вопреки его собственной воле, исполнился любопытства. Когда Вильерс наконец размотал веревочку и развернул внешнюю обертку, Кларк подался вперед в своем кресле. Внутри был второй слой обертки; Вильерс развернул бумагу и, ни слова не говоря, протянул Кларку листок бумаги.

Минут на пять в комнате воцарилось гробовое молчание; оба сидели так тихо, что слышно было тиканье высоких старомодных часов, стоявших за дверью, в коридоре. В одном из них это размеренное, монотонное тиканье пробудило старое-старое воспоминание. Он пристально смотрел на небольшой рисунок пером и чернилами. Это была женская головка. Рисунок явно был выполнен очень тщательно и принадлежал настоящему художнику, потому что в глазах женщины виднелась живая душа, и губы были разомкнуты в странной улыбке. Кларк не отрываясь смотрел на это лицо; оно пробудило в памяти давний летний вечер: он, будто наяву, увидел длинную живописную долину, реку, вьющуюся меж холмов, луга и поля, тускло-алое солнце и холодный белый туман, поднимающийся над водой. Он услышал голос, донесшийся к нему над волнами многих лет, голос, говорящий: «Кларк, Мэри узрит бога Пана!», и вот он очутился в мрачной комнате, рядом с доктором, и мерно тикали часы, а он ждал и смотрел, смотрел на тело, простертое в зеленом кресле под лампой. Мэри поднялась, он заглянул ей в глаза, и сердце похолодело у него в груди.

– Кто эта женщина? – спросил он наконец. Его голос звучал сухо и хрипло.

– Та самая, на ком был женат Герберт.

Кларк вновь взглянул на рисунок; нет, это была вовсе не Мэри. Лицо точно принадлежало ей, но в нем появилось что-то еще – что-то, чего он не видел в чертах Мэри ни когда одетая в белое девушка вошла в лабораторию вместе с доктором, ни в момент ее ужасного пробуждения, ни когда она лежала в кровати, глупо улыбаясь. Что бы это ни было: взгляд ли глаз, улыбка ли на полных губах, или все выражение лица в целом, – но Кларк содрогнулся пред ним в самой потаенной глубине души, и ему сами собой вспомнились слова доктора Филипса: «отчетливое ощущение воплощенного зла». Он машинально перевернул листок и посмотрел на обратную сторону.

– Бог мой! Кларк, в чем дело? Вы бледны как смерть!

Кларк со стоном откинулся на спинку кресла и выронил листок. Вильерс ошеломленно смотрел на него из своего кресла.

– Мне что-то сделалось дурно, Вильерс. Я подвержен подобным приступам. Налейте мне немного вина; спасибо, хватит. Сейчас мне станет лучше.

Вильерс поднял оброненный рисунок и перевернул его так же, как это сделал Кларк.

– Видели, да? – сказал он. – Так я и понял, что это портрет жены Герберта – или, верней сказать, его вдовы. Ну что, как вы?

– Лучше, спасибо, это была всего лишь минутная слабость. Не думаю, что я вас понял. Так что, вы говорите, позволило вам определить, чей это портрет?

– Так вот же, имя, «Хелен», написанное на обороте. А я вам не сказал, что ее звали Хелен? Да, Хелен Воан.

Кларк застонал; никаких сомнений не оставалось.

– Так вот, не правда ли, – сказал Вильерс, – в этой истории, которую я вам рассказал нынче, и в той роли, что сыграла в ней эта женщина, есть нечто очень и очень странное?

– Да, Вильерс, – пробормотал Кларк, – история и впрямь странная; очень странная история. Дайте мне время как следует над ней подумать; возможно, я сумею вам помочь, а возможно, и нет. Но вам, наверное, пора? Что ж, Вильерс, спокойной ночи, спокойной ночи. Зайдите ко мне снова на той неделе.

V. Письмо с советом

– А знаете, Остин, – сказал Вильерс, когда двое друзей спокойно прогуливались по Пикадилли славным майским утром, – знаете ли, я уверен, что та история про Пол-стрит и чету Гербертов, которую вы мне тогда рассказали, – не более чем эпизод в череде экстраординарных событий. Должен сознаться, в тот раз, когда я спросил вас о Герберте несколько месяцев назад – я ведь незадолго до этого виделся с ним.

– Вы с ним виделись? Где?

– Однажды вечером он подошел ко мне на улице и попросил милостыню. Он был в самом жалком состоянии, однако я его узнал и попросил рассказать мне свою историю – хотя бы в общих чертах. Короче говоря, суть в следующем: его погубила жена.

– Каким же образом?

– Этого он не сказал – поведал только, что она погубила его душу и тело. Теперь он мертв.

– А с женой его что стало?