— Да это все не вы, — вздохнул Михалыч и взял телефонную трубку. — Дежурный? Говорит старший АП-78. Мы на месте. У нас тут женский труп. Какой к чертям несчастный случай? Какое самоубийство? Горло располосовано!
— От уха до уха, — едва слышно добавил Валдаев, сам не понимая зачем.
Часть вторая. Разбитое зеркало
Дальше Валдаев воспринимал все, как через пелену. Квартира начала наполняться народом. Закрутились типы в форме — с большими и маленькими звездами на погонах — и без формы. От этой толчеи у Валдаева пошла голова кругом.
Сверкала фотовспышка. Валдаеву задавали тягостные, буравящие череп вопросы. Он отвечал односложно, не забывая повторять «это не я».
Потом его усадили в милицейские «Жигули». Ему было больно — наручники глубоко впились в кожу, но он боялся попросить ослабить их.
Наручники сняли в тесном кабинете, заставленном сейфами. Он сидел, съежившись на стуле. Над ним нависали массой какие-то бойкие ребята, которые то с грубым напором, то доверительно и мягко, как лучшие друзья, требовали одного — признавайся. Как, за что, почему убил гражданку Кольцову Наталью Семеновну.
— Я не убивал ее, — упрямо долдонил Валдаев, и эти слова гулко отдавались под черепом, как эхо в просторной пещере.
И он снова и снова повторял одну и ту же историю — как пришел в Наташину квартиру. Он сказал, что дверь была открыта, — ему не хотелось говорить правду, что он отключился. Рассказывал, как обнаружил труп. Как позвонил в милицию. Объяснял, что знает убитую по работе, читайте статьи в «Запределье». Пришел, потому что она пообещала ему интересный материал. Все.
Не стал он говорить и о том, что у него куда-то пропало около четверти часа. Куда он их дел? Куда?!
Наконец ему съездили ладонью по уху, так что в голове зазвенело. Приготовились съездить еще. И тут послышался властный голос:
— Отставить.
Оперативник с сожалением опустил поднятую для следующей оплеухи руку и слез с края стола.
Вошедший взял стул, уселся напротив Валдаева и произнес:
— Ну здравствуйте, Валерий Васильевич. Я же говорил, что мы еще встретимся.
Валдаев прищурился и наконец узнал невысокого, худого, с жесткой седой гривой мужчину. Они встречались несколько дней назад при весьма неприятных обстоятельствах. Майор Кучер руководил группой захвата, которая разнесла Валдаеву стекла в большой комнате. Они искали какого-то Колю Турка и почему-то в его квартире.
— Я ни в чем не виноват, — в очередной раз заявил Валдаев. — Есть же, черт возьми, гражданские права!
— Есть, — с готовностью согласился майор. — В том числе право купаться в ванной без страха, что тебе перережут горло.
— Я не могу никому перерезать горло! — закричал с отчаянием в голосе Валдаев. — Неужели непонятно?!
— Действительно, глядя на вас, не скажешь, что вы можете хладнокровно перерезать женщине горло. Эх, если бы все люди были такими, какими кажутся, наша работа была бы легче легкого. Но у нас сложная работа, Валерий Васильевич.
— Меня это не интересует! Меня это не касается!
— Теперь уже касается.
— Я не убивал Наташу.
— Забудем пока о ней, — майор Кучер расстегнул кожаную папку — ту самую, что и в прошлый раз, она почему-то запомнилась журналисту — и кинул на стол газету с подчеркнутыми фломастером строчками. Эту газету Валдаев только что видел в квартире Наташи.
Майор ткнул пальцем в строчку о маньяке, вырывающем сердца, который готовится выйти снова на охоту, и спросил:
— Узнаете?
— Газета лежала на столе… Наташа почему-то испытывала слабость к статьям об этом маньяке.
— Ах слабость… Понятно.
Кучер выгнал всех из кабинета и начал допрос. Говорил он без агрессивного нажима, но с нешуточной угрозой. И Валдаев понял, что панически боится этого человека. Майор задавал, казалось, посторонние вопросы — о самом Валдаеве, о его жизни — и постепенно все туже опутывал сетями слов. И добивался своего — выводил из равновесия. Валдаев понимал — еще часик-другой такой беседы, и он признается во всем — хоть в убийстве Влада Листьева, хоть в покушении на Саддама Хусейна.
— Вам нужно мое признание, чтобы закрыть дело? Да?! — воскликнул Валдаев.
— Мне нужна правда.
— Чтобы я признался, что убил Наташу?
— Чтобы сняли груз с души, Валерий Васильевич.
— Давайте! Я подпишу! Все! — закричал Валдаев.
— Ну успокойтесь. У меня нет ни протокола, ни диктофона, — Кучер похлопал себя по карманам. — Мы просто говорим как старые знакомые. Расскажите, как все было. Только откровенно. Это ни к чему не обязывает.
— Честно? Я пришел к ней. Долго трезвонил. Никто не открывал. Потом дверь открыли. И… И я ничего не помню. Меня будто отключили.
— Вас ударили?
— Нет… Просто все уплыло.
— Так, так, — майор подался вперед. — И когда вы очнулись?
— Не знаю, сколько прошло времени. Я потерял ему счет. Я очнулся на полу. Сидящим на полу.
— А нож?
— Какой нож?
— Кривой. Острый.
— Он лежал рядом.
— Понятно.
— Но я не совершал этого!
— Я вам верю, Валерий Васильевич. Верю… Вы, — майор сделал нажим на это слово, — не совершали, — он многозначительно улыбнулся.
— Что за намеки? — напрягся Валдаев.