Жестокие и стремительные атаки с обеих сторон продолжались. Де Соле подал в суд на Маурицио, затребовав 4,8 миллиона долларов, которые, по его словам, он одолжил ему в период с апреля 1990 года по июль 1993 года. Затем Маурицио потребовал дальнейших разбирательств против «Инвесткорп» в миланских судах, чтобы исключить Фланца, Халлака и Токера из совета директоров «Гуччи».
После нескольких недель «боев», в отчаянной попытке спасти отношения Немир Кирдар позвонил Маурицио, чтобы попросить его навестить его на юге Франции, куда он обычно переносил свои встречи в августе. Прошло больше года с тех пор, как эти двое видели друг друга в последний раз.
– Маурицио? Это Немир Кирдар.
Маурицио молча держал трубку, не веря своим ушам.
– Я звоню, чтобы узнать, можем ли мы встретиться, – сказал Кирдар. – Ты мне нравишься, Маурицио, я хочу оставить все эти ссоры в прошлом. Хотел бы встретиться лично. Ты можешь приехать и провести со мной день на юге Франции? Мы можем пообедать, покататься на лодке и немного повеселиться.
Маурицио, оправившись от удивления, нашел в себе силы пошутить.
– Ты уверен, что я буду в безопасности? – кротко спросил он.
– Маурицио, со мной ты всегда в безопасности, – тепло ответил Кирдар.
Маурицио, полный надежды на то, что Кирдар захочет предложить ему спасение в последнюю минуту, на следующий день отправился на юг Франции, чтобы встретиться с шефом инвестиционной корпорации за обедом у бассейна на балконе отеля «Дю Кап».
– Маурицио, я хочу, чтобы ты понял: что бы ни происходило между нашими двумя компаниями, я никогда не переставал уважать тебя и твои взгляды. Но у меня есть бизнес, и я был под прицелом. Кто знает, может быть, когда-нибудь, если мы сможем спасти компанию, остановить убытки и начать вкладываться в нее, мы снова сможем что-то сделать вместе.
Пока Кирдар говорил, Маурицио понял, что «Инвесткорп» не сдвинется с места. Не будет спасения в последнюю минуту. Они провели приятный день, но это только с виду. Маурицио вернулся в Милан удрученный и разочарованный.
Тем летом Маурицио не планировал отпуск, а переехал в просторную квартиру, которую снял в Лугано, где дул прохладный ветерок и с тенистой зеленой террасы открывался вид на озеро. Он ежедневно ездил на машине в свой офис в Милане.
В сентябре
– Они дали мне двадцать четыре часа, после чего собирались забрать книги, – сказал Маззетти. Он попросил отсрочки на сорок восемь часов, затем позвонил Маурицио и Фабио Франкини.
– Маурицио вляпался, – говорил Маззетти. – Он был окружен со всех сторон. Ему ничего не оставалось, как заключить соглашение.
– Я не могу себе представить, под каким давлением он находился, – добавил позже Свенсон. – Пока у него оставалась хоть какая-то надежда, Маурицио знал, что проживет еще один день. Только оказавшись на краю пропасти – перед лицом личного банкротства, банкротства компании, потери всего, – он осознал реальность происходящего. И мы все гадали, что же будет дальше.
В тот же день Маурицио поехал во Флоренцию и созвал совещание старших сотрудников в Зале Династии в 19:30 вечера.
– Итак,
– Я сделал это! – с энтузиазмом ответил Маурицио. – Я нашел деньги. Я выкупаю долю у «Инвесткорп».
– Фантастика! – ответили Дель’Инноченти и другие, которые болели за Маурицио в этой битве, опасаясь, что, если «Инвесткорп» возьмет верх, это сократит рабочие места, закроет фабрику и превратит Скандиччи в офис по закупкам.
– Приход «Инвесткорп» был описан как конец света, – сказал Дель’Инноченти.
Пока Маурицио собирал менеджеров во Флоренции, «военная команда» устроила совещание в Лондоне, гадая, что он собирается делать.
– Кто-то позвонил нам и сказал, что он собрал персонал и произнес эту
Оказалось, что речь Маурицио была заключительным актом в его игре. Поздно вечером раздался телефонный звонок – Маурицио был готов капитулировать.
В пятницу, 23 сентября 1993 года, Маурицио подписал контракт с «Гуччи» в офисе швейцарского банка в Лугано в окружении юристов и финансистов. В то же утро его секретарша Лилиана Коломбо убрала его личные вещи из кабинета на пятом этаже здания на Пьяцца Сан-Феделе. Черно-белые фотографии Родольфо и Сандры, улыбающиеся лица дочерей, старинный прибор из хрустальных чернильниц, безделушки на его столе. Наконец, с помощью двух рабочих она сняла картину с видом Венеции, которую Родольфо подарил Маурицио.