Дом и корабль

— Есть, — сказал Митя без всякого энтузиазма. — А куда, товарищ командир?

— Именно этот вопрос я хотел бы с вами обсудить.

Митя метнул на Горбунова быстрый взгляд: шутить изволите? Но командир с серьезным видом потирал руки.

— Приступим? — Он включил верхний свет и подвел Митю к разложенной на столе карте. Легким прикосновением остро отточенного карандаша обозначил дислокацию дивизиона: эллипс побольше — «Онега», поменьше и поуже — лодки. — Прошу!

Митя взял карандаш и почесал им за ухом. Наступила пауза.

— Куда идти и где швартоваться — это не один, а два вопроса, — сказал Горбунов тоном опытного и терпеливого репетитора, — идти можно…

— Вверх или вниз по течению.

— Правильно. А швартоваться?

— У правого или левого берега.

— Превосходно. Действуйте…

— Хотел бы я знать, чем вы занимаетесь, — спросил Горбунов через минуту. Тон был шутливый, но уже с оттенком раздражения.

— Думаю, куда поставить лодку.

— Куда же?

— Еще не знаю. Думаю.

— А мне кажется — нет.

— Что же, по-вашему, я делаю?

— Гадаете. Убеждены, что у меня есть готовое, согласованное с комдивом решение, и пытаетесь его угадать. Но угадать результат, минуя весь ход рассуждения, можно только случайно. Скажите лучше, зачем вообще нужен этот переход?

— Как зачем?

— Вот так — зачем?

— Чтоб рассредоточить корабли.

— Справедливо. Зачем?

— Я не понимаю…

— Что тут не понимать. Зачем их нужно рассредоточивать?

— Чтоб нести меньше потерь от обстрела.

— Договорились. Значит, нет смысла отойти от «Онеги» и стать рядом с другим кораблем?

— Нет.

— Значит, надо идти туда, где кораблей меньше?

— Да.

— Следовательно?

— Вверх по течению.

— Великолепно. Итак, пошли вверх по течению. Где же мы будем искать стоянку?

Митя молчал.

— Я знаю, вы любите ходить в город, — сказал ехидно Горбунов. — Неужели вам никогда не попадалась надпись: «Эта сторона улицы наиболее опасна при обстреле»?

— Попадалась, конечно.

— Так вот представьте себе, что Нева — улица…

В конце концов Митя облюбовал недурную стоянку у того же берега, повыше Литейного. Старательно нарисовав на карте условный знак, он вытер пот с верхней губы и улыбнулся.

— Ну, а теперь скажите по совести, Виктор Иванович, где мы станем?

— Как где? — Горбунов был искренне удивлен. Помолчав, он с интересом взглянул на Митю: — Скажите, штурман, неужели, кроме меня, вам так-таки никто не говорил, что вы лентяй?

Митя обиделся. Работать с утра до поздней ночи, отказываться ради дела от всех жизненных радостей и чтоб тебе еще лепили лентяя — нет уж, слуга покорный! Лучше терпеть воркотню дяди Васи, чем это изощренное издевательство.

— Товарищ командир, — сказал Митя сипло. — Если я вам не подхожу, скажите прямо. Какое ваше приказание я не выполнил?

Горбунов вяло отмахнулся.

— Еще бы вы не выполняли приказаний. Вы лентяй потому, что ленитесь думать. А ведь вы неглупый парень, мыслительный аппарат у вас в исправности, но утруждать себя вы не любите, вращаетесь в сфере положенного и все вопросы потруднее предоставляете решать начальству. Вы твердо верите, что Кремль выиграет войну, Смольный отстоит Ленинград, а Горбунов отремонтирует лодку и весной выведет ее в Балтику. Такая вера делает вам честь, но, ей-же-ей, я был бы спокойнее за вас, если б знал, что вам свойственны сомнения. Не пугайтесь, — усмехнулся он, увидев Митины широко раскрытые глаза. — Сомнение — признак самостоятельной работы мысли и неизбежный этап при выработке убеждений. Взгляды, выработанные с некоторой затратой умственной энергии, наиболее устойчивы при крутом изменении обстановки. Задумайтесь-ка над следующим парадоксом. — Горбунов сел на койку и показал Мите на ковровый табурет. — Что может быть недемократичнее по своей организации, чем подводная лодка? Все слепы — вижу я один. Все глухи и немы — только я знаю код. Я веду, я атакую, я командую — остальные слушают и репетуют. Но я погубил бы лодку, если б монополизировал право думать. А вам не приходило в голову, — он понизил голос, — что корабль может оказаться в условиях, когда земные законы практически перестают воздействовать и лодка становится похожей на снаряд, летящий в звездном пространстве? Когда смертельная опасность близка, а трибунал далеко — где-то на другой планете? Что сдержит тогда людей, чтоб они не превратились в обезумевшее стадо? Только сознание, только мысль.

Митя молчал. Его внимание было поглощено двойным рядом заклепок над головой Горбунова. Глядя на них, он вдруг ясно представил: лодка, подбитая, смятая, лежит на грунте, заклепки слезятся, хлор разъедает глаза, в ушах стучит от повысившегося давления, дышать трудно, а наверху, всего в пятидесяти метрах, дует освежающий бриз, ходит небольшая волна, на волне покачиваются вражеские «охотники»; они выключили моторы и ждут, слушают. Спешить им некуда…

У Мити даже запершило в горле. Он тихонько покашлял и отвернулся.