Дом и корабль

По сходням бежит Савин, на ходу оправляя шинель. На рукавах свежие нашивки, он к ним еще не привык - нет-нет да и посмотрит. Улыбка у него какая-то нематросская, раньше она Митю раздражала, а теперь, после двух месяцев совместной работы, кажется даже симпатичной. С приборами хлебнули горя, все шкалы и репитеры имели самый честный вид и при этом бессовестно врали. В поисках неисправности приходилось без конца разбирать и вновь собирать одни и те же узлы, временами Туровцев подумывал об отступлении, но достаточно было взглянуть на Савина, чтоб отбросить малодушные мысли. Этот бывший саботажник, помимо сноровки и великолепной памяти, помещавшейся где-то в пальцах - он знал все схемы на ощупь, - обладал поразительным упорством, неудачи его только подстегивали.

- Ну как - отлегло? - спросил Митя подбежавшего Савина.

Савин улыбнулся, морща губы.

- Не совсем, товарищ лейтенант. Вот когда введем в меридиан…

- Забудьте временно про гирокомпас. Переключайтесь на электрохозяйство. Сколько вам нужно на смену проводки?

- Что-нибудь порядка дней десяти…

Это было любимое выражение Савина, и в свое время оно раздражало Митю не меньше, чем улыбка и штатская привычка пожимать плечами.

- Кабеля нам не хватит, товарищ лейтенант.

- Достанем.

Деловая часть была исчерпана.

- Привыкаете? - спросил Митя, показывая на новенький галун, и Савин смущенно заулыбался.

- Да уж привык почти…

- А вы знаете, Савин, не подойди вы ко мне тогда - помните? - я бы вас списал с корабля.

- Знаю. Я потому и подошел.

- Так какого же черта вы раньше придуривались?

На секунду Савин насторожился. Но только на секунду. Он с благодарностью запустил пальцы в подставленный кисет, и Митя понял: сейчас заговорит.

- Нас у матери было трое, - сказал Савин, насасывая самокрутку: сырой «эрзац» разгорался с трудом. - Старший братишка у меня военный переводчик, японист, погиб в районе Хасана. Пенсия ерундовая, сестренка только в школу пошла, пришлось уйти с первого курса электромеханического и перейти на заочный. А тут призыв.

- Разве заочников берут?

- Берут. К тому же у меня хвостов много было…

- А отчего хвосты?

- Так получилось. Частный сектор подвел. - И, видя, что лейтенант недоумевает, пояснил: - Стал не столько работать, сколько прирабатывать. Началось-то с малого. Придешь с работы, мать говорит: «Юраша, за тобой от Клюевых приходили, у них приемник барахлит»… У одного радио, у другого плитка, у третьего патефон… Дом большой - шесть корпусов. Я сперва не брал денег, потом стал брать: на материал много денег уходит, да и обижаются, если не берешь. Надо бы отказывать, да как откажешь, мастерская далеко, надо сменить сопротивление - тащи приемник на себе, сдавай под квитанцию, срок - порядка двух недель. Знаете, товарищ лейтенант, что меня удивляет, - заговорил он вдруг, оживившись, - чему людей в школе учат? Живут в доме интеллигентные люди, накупили себе электроприборов, а чуть где контакт отошел - они сразу: «SOS»! Придешь, ткнешь пальцем - горит. «Ах, ох, какой вы, Юрочка, кудесник! Сколько вам, разрешите?» - «Ничего», - говорю. «Как так ничего?» - «Ну рубль». Дают пять. Бывает, сделаешь, да еще лекцию прочтешь: так, мол, и так, если у вас опять такая же история случится, вы в этом месте прижмите пальчиком, и будет порядок. Нет, говорят, мы уж тогда, если позволите, опять к вам… Сперва я ужасно как стеснялся, потом привык. Мы с сестрой приоделись, я себе верстачок отгрохал, инструмент завел. Ладно, думаю, еще год потружусь в частном секторе, а потом засяду и разом все хвосты сдам. Но не рассчитал - взяли на действительную. Между прочим, меня еще до призыва вызывали по комсомольской линии, предлагали в военно-техническое. Я и сам не хотел в кадры, но особенно мать: «Поклянись, что нипочем не согласишься». Я, конечно, смеюсь: «Чем клясться-то: если богом, так я не верю, а комсомолом - как-то неловко». - «Клянись вот ее здоровьем». Это сестры, значит…

Самокрутка так и не раскурилась. Савин бросил ее в снег.

- Во время призыва на меня опять наперли: «Ты, говорят, культурный парень, неужели хочешь рядовым служить?» - «Хочу». - «Смотри, зашлем на край света, на афганскую границу». - «Это пожалуйста». - «Не шути, парень, можем и из комсомола попереть». Но тут я тоже зашелся: исключайте. Исключить не исключили, да и заслали недалеко - в Кронштадт. В учебном отряде опять та же музыка: поступай на курсы младших командиров. Отказался, начал служить на корабле. Новое дело: оставайся на сверхсрочную. А меня, скажу вам откровенно, уже заело - не хочу ничего, ни в кадры, ни в сверхсрочную, хочу отслужить, что положено, и податься домой. Я легкого характера, но, если на меня напирать, во мне как будто все каменеет. Спросят - скажу, прикажут - сделаю, а чтобы сам…

- Знаю я вашу систему, - сказал Туровцев. - «Есть, товарищ лейтенант»… - Он передразнил нарочито неинтеллигентную интонацию Савина, и, вероятно, удачно, потому что Савин засмеялся и умолк.

- Ну, а дальше что?

Савин пожал плечами.

- Не знаю, товарищ лейтенант. Я дальше Победы не заглядываю.