Я шарю руками по бортикам ванной в поисках мыла, которое оказывается таким тонким, что почти тает в моих ладонях, превратившись в розовую маслянистую массу, которая пахнет как пустынная роза. Я встаю, чтобы не дать этой драгоценной массе упасть в воду и начинаю намыливать голову, пока она не перестает быть жирной и покрытой песком. Затем я мою подмышки и между ногами. Я стараюсь не касаться сосков, которые из бледно-розовых сделались пугающе малиновыми.
Я опускаю своё тело обратно в ванную и неторопливо ополаскиваюсь.
«Фэллон. Кровать».
— Хм-м-м.
«Фэллон».
Мои веки приподнимаются. Лучи света, проникающие внутрь по краям окна, сделались ярче, белее.
«Не засни в ванной».
— Почему нет?
«Ты можешь утонуть».
— В таком количестве воды?
Я провожу ладонями по пенной лужице, лопнув несколько пузырьков.
— Я, конечно, люблю бросать вызов обстоятельствам, но…
«Пожалуйста».
Одно единственное слово заставляет меня вылезти из ванной и поползти в кровать. Я издаю стон, когда простыни целуют мою кожу, а щека касается подушки.
— Я разбита, Морргот. Ты меня сломал.
Я как будто слышу, как он вздыхает, но этот звук вполне мог сорваться с моих собственных губ.
«Отдыхай, Behach Éan».
— Ты так и не сказал мне, что это значит, — бормочу я в подушку.
Если он мне и отвечает, то я уже слишком далеко, чтобы услышать его ответ.
ГЛАВА 57
Я просыпаюсь от самого божественного ощущения в мире — нежные руки разминают больные мышцы моей спины. Я решаю, что умерла и отправилась в загробный мир. Либо я всё ещё сплю, и это сон. Либо Сьювэл находится сейчас в моей комнате.
Последняя мысль заставляет меня резко проснуться. Я поворачиваюсь, но у меня за спиной только темнота. Я снова позволяю своим векам закрыться и испускаю стон, пожелав, чтобы этот фантастический сон вернулся.
И, как по волшебству, те пальцы снова появляются, проходятся вдоль моего тела, после чего впиваются в скованные сухожилия и разминают их, пока те не размягчаются точно какао-масло.
«Прости, что был с тобой так суров, Behach Éan».
Мне не только делает массаж воображаемый доктор, но я также получаю извинение от своего крылатого компаньона.
Это самый лучший сон.
Я погружаюсь ещё глубже в соломенный матрац.
Опускаюсь на призрачные пальцы, разминающие мою больную кожу, и окунаюсь в прохладную дымку, обволакивающую мою шею.
— Я тебе не враг, Морргот, — бормочу я, после чего покидаю реальный мир со всей его ложью и обидами, чтобы попасть в тот сон, где существует только стремление к блаженству и удовольствию.
Руки проходятся вниз по моей спине и начинают медленно описывать небольшие дуги вдоль позвоночника. Я вытягиваюсь и ложусь на живот, чтобы предоставить моему воображаемому массажисту ещё больше доступа, хотя ему, наверное, это без надобности. Ведь он соткан из воздуха и света звёзд — или чего-то настолько же божественного. Я не сомневаюсь в том, что эти неземные пальцы могут проникнуть сквозь мои рёбра и начать ласкать сердце.
Пальцы останавливаются на моей талии, словно мой воображаемый помощник не решается двигаться дальше.
В обычной жизни я ценю хорошие манеры, но Боги… эти воображаемые руки получили от меня карт-бланш делать с моим телом всё, что им заблагорассудится.
— Не останавливайся, — умоляю я.
Я почти уверена, что говорю сейчас, как проститутка, и что каждый из моих стонов проникает сквозь стены дома этого доброго хозяина, но мне, похоже, всё равно.
Ладони, которые так и не начали спускаться вниз, наконец, минуют мою талию и опускаются всё ниже, и ниже, и ниже. Одним лёгким движением они достигают моих лодыжек, надавливают на подошвы ног, после чего снова проходятся по пяткам, впадинам на икрах, бёдрам и попе.
— О, Боги, — говорю я сквозь стон.
Этот сон ещё лучше, чем тот, в котором вода в канале превратилась в земляничное желе.
Кончики пальцев легко скользят вдоль моего тела, нежно… нежно.
К чёрту последнее сравнение.
Этот сон превзошёл мой сон о королевстве, сделанном из мороженого.
И хотя я не хочу, чтобы он заканчивался, я снова погружаюсь в водоворот кромешной тьмы.
Когда я просыпаюсь, первое, что я вижу, это Морргота, сидящего на балке над закрытой дверью. И хотя его золотые глаза прикрыты веками, а крылья сложены, он выглядит так, словно приготовился напасть.
В кои-то веки я могу его рассмотреть. Его перья цвета полуночного неба источают врождённую, порой невыносимую, гордость даже во сне. Я думаю, всё дело в том, как он себя держит. Или, возможно, это что-то более глубокое, некая мрачная сила, которая клубится вокруг него, как дым, и которой сияет его блестящий клюв и острые, как бритва, когти.
Я помню, как точно они разрезали плоть.
Мою.
Эльфов.
Лириала.
Он опасный, грозный. Он сила, с которой надо считаться. Сила, которую надо бояться.