Дом Инкаламу (сборник рассказов)

В новолуние темнота кажется густой от жары, а в полнолуние темнота серебрится над рекой жарким миражем. Черные лица отливают голубизной, на щеках и бицепсах поблескивают влажные полоски. Вождь расположился на своем стуле и, несмотря на жару, был в носках и туфлях: те, кто сидел ближе к нему, ощущали запах страдания, исходивший от его ног. Он различал очертания подбородков и губ в потоках лунного света, льющего ночных бабочек, вырвавшихся из белых коконов на деревьях мопане, льющего тучи москитов, налетающих с реки, льющего сияние, точно лучи света на религиозных картинках, которые раздают миссионеры,— последнее время он видел эти лица и в дерзкой смелости дня. Зарезали быка, и по деревне плыл запах жареного мяса (только взгляните на собак — уж они-то знают! ), хотя не было ни свадьбы, ни другого праздника, для которого резать быка обязательно. Когда вождь позволил себе посмотреть в глаза чужака, белки, прежде ясно различимые под косым углом, вдруг исчезли, и он не столько увидел, сколько почувствовал пристальный взгляд этих глаз, такой мужественный, такой убежденный, такой требующий и властный. Он допустил это только один раз. А так он видел лишь надменно вздернутые подбородки, повернутые друг к другу, когда они пили, и улыбки, которыми воины улыбаются девушкам. Дети тянулись к ним и молча дрались за местечко поближе. Около полуночи (его часы тоже светились, как звезды) он встал со стула и уже не вернулся из глубокой тени, куда люди уходили

помочиться. С пиво питий вождь нередко уходил домой, когда другие еще пили.