Следующие пару дней мучительно одиноки. Нико, похоже, был занят по работе, и я избегала моих названных родственников. Порезы на руках были не настолько глубокими, чтобы накладывать швы, но достаточно серьёзными, чтобы мне приходилось каждый день перевязывать их и держать в чистоте. Мои колени болят, а на заднице синяки.
Я сижу в своей комнате, слушая классическую музыку, которая напоминает мне о маме, когда она играла на пианино на балах, которые проходили у нас, и только для меня с папой. Она любила «Лунную сонату», и это одно из самых грустных музыкальных произведений, которые я когда-либо слышала, но я нахожу себя в состоянии слушать её, несмотря на то, что она дёргает за мои сердечные струны и доводит меня до слёз.
Формально, я могу быть взрослой, только и всего, и я потеряла мою маму до того, как заслужила значок взрослой жизни. Я скучаю по ней так сильно, что у меня болит в груди. Её теплота, её запах, её прекрасные голубые глаза наполнены такой любовью, но и наполнены озорством.
Моя мать была настоящей красавицей, редкой сияющей жемчужиной в океане обыденности. В отличие от меня, у неё были тёмные волосы, бледная кожа, и глубокие голубые глаза. Она была похожа на Белоснежку. Я унаследовала цвет лица от бабушки и дедушки по отцовской линии.
У меня есть прядь маминых волос, и время от времени я достаю её из зиплок мешочка и нюхаю, боясь, что однажды не смогу уловить этот крошечный намёк на её запах. Чудесным образом он всё ещё здесь, напоминает о моей любимой маме и обо всём, что она значила. Комфорт. Безопасность. Дом.
Слёзы снова грозят пролиться, когда я сижу на кровати, читаю и слушаю Бетховена. Этот человек был редким видом безумного гения, потому что написал одно из самых печальных музыкальных произведений, которые я когда-либо слышала — «Лунную сонату», и одно из самых радостных — «Оду к радости».
Я смотрю на часы и вижу, что уже поздно, и скоро в доме будет шумно. Со временем, когда у нас перестали появляться постояльцы, люди, похоже, стали просыпаться все позже и позже. Теперь чаще всего никто не выходит на кухню раньше половины десятого, а значит, я могу заняться уборкой позже. Сегодня я проспала до семи тридцати утра и уже полчаса слушаю музыку лёжа на кровати.
Если я хочу закончить до того, как кто-то появится, я должна шевелить задницей. Оказавшись на кухне, я быстро справляюсь с рутиной. Я делаю это не так тщательно, как обычно, но руки болят. Закончив с уборкой сажи и пепла, я как следует протираю пыль со стекла, затем аккуратно вытираю забинтованные руки и снимаю повязки у раковины.
Я достаю аптечку из-под кухонной раковины. Помыв руки тёплой водой и мылом, хорошо их вытираю. Используя немного антисептического крема, я снова очищаю раны и высушиваю их. Затем достаю ещё марлю и бинт.
— Какого хрена?
Я взвизгиваю и подпрыгиваю, оглядываясь, чтобы увидеть Нико у входа на кухню.
Он подходит ко мне и хватает меня за руку, поворачивая ладонью вверх, чтобы увидеть раны.
— Что, чёрт возьми, произошло?
— Упала, — говорю я, глядя вниз.
Он отпускает руку и поднимает мой подбородок.
— Не лги мне, Синдерс.
Господи, я ненавижу это прозвище.
— Я не лгу, да и что тебе до этого, — я огрызаюсь.
— Люди не лгут мне. Ты не захочешь начинать. Какого хрена произошло?
— Я упала, это правда, — это почти так.
— Где? Как ты изрезала свои руки в клочья?
— На днях я упала на разбившуюся статуэтку Иветты.
Его глаза сужаются.
— Упала? Моя задница, ты упала. Эта сука толкнула тебя, не так ли?
Я ничего не скажу. Говоря о камне и твёрдом месте13
. Если я совру Нико, то он разозлится, а я этого не хочу. Если я расскажу правду, Иветта придёт за мной.Дерьмо.
Тишина кажется самым мудрым вариантом сейчас, так что я держу свой рот закрытым.
— Я должна идти, — бормочу я. — Если ты хочешь быть полезным, вместо того, чтобы быть мачо, можешь помочь мне перевязать руки. Это тяжело сделать в одиночку, и у меня есть дела.
Это такая ложь, мне нечего делать.
— Я перевяжу твои руки и оставлю это пока, но не забуду.
Я вздыхаю с облегчением. Слава Богу, он не преследует это сейчас.
Он делает, что обещал, и перевязывает мои руки. Его тёмная голова склоняется, и он не торопится, действуя осторожно и бережно. Боже, если бы он был таким всё время, я бы влюбилась в него с первого взгляда. Его темные ресницы опускаются на высокие скулы, когда взгляд фокусируется на ранах. Его большие руки держат мои маленькие и бледные, как будто они сделаны из фарфора.
Как только он заканчивает, то поднимает мою правую руку к своему рту и целует внутреннюю часть моего запястья. Его губы задерживаются там, и он, должно быть, чувствует, как мой пульс ускоряется.
Затем, с ещё одним поцелуем в лоб, он уходит. Этот мужчина — загадка, завёрнутая в тайну.
День проходит мучительно медленно. Я гуляю, читаю, и пытаюсь сосредоточиться на том, как отвоевать этот дом у Иветты, Нико и его людей, но мой разум не может сосредоточиться и продолжает скакать по кругу. Я измотана и подавлена, поэтому в итоге ложусь спать пораньше и отказываюсь от еды вечером.