Дом из пепла и стекла

Темно и тихо, но что-то разбудило меня. Моё сердце колотится, я задерживаю дыхание. Этот запах. Океанический, но и древесный в то же время, с сексуальными нотками чего-то вроде амбры и ванили.

Только один человек так пахнет.

Я не двигаюсь, но говорю:

— Какого чёрта ты делаешь?

— Слушаю, как ты спишь, — отвечает он.

Паника охватывает меня. Как долго он в моей комнате? Я сейчас очень уязвима. Чёрт, нужно было поставить замок на дверь. Кресло скрипит, когда он встаёт, и я понимаю, что должна встать с кровати, все мои чувства кричат мне, чтобы я двигалась, но я не могу. Как будто я сплю, и мои конечности застыли.

Кровать прогибается, и я издаю небольшой, задыхающийся вздох.

Затем покрывало откидывается, и прохладный воздух ударяет мне в затылок. На мне длинная футболка, но под ней ничего нет.

Его большое тело опускается на матрас позади меня. О, Боже.

Паника охватывает меня, когда большая рука обвивается вокруг меня. Он подтягивает меня к себе, и я готовлюсь к насилию.

Он одет. Я чувствую хлопок его спортивных штанов своими ногами.

— Расслабься, Синдерс. Я просто хочу спать. Ты помогаешь мне уснуть.

— Правда?

— Да.

— Как?

Он мрачно усмехается.

— Да хрен его знает. Это ужасно, но, когда я здесь, в твоей комнате, я могу расслабиться. Можно мне остаться?

— О, сейчас ты спрашиваешь? Ты пробрался сюда, и это полный пиздец, но сейчас ты спрашиваешь?

— Я спрашиваю.

Скажи «нет», — кричит мой разум. Позволь ему остаться, — отвечает тёмная, глубинная часть меня.

— Я не буду делать ничего, кроме как обнимать тебя и дышать тобой, — шепчет он мне в шею.

— Доверять тебе было бы сродни доверию змее.

— Ты не будешь в безопасности, если прогонишь меня. Я могу выбить твою дверь одним ударом, даже если ты установишь замок, так что, действительно, ты можешь позволить мне остаться.

— Если я позволю тебе остаться на эту ночь, ты пообещаешь не прокрадываться сюда больше.

— Нет.

Я поворачиваюсь к нему лицом, внезапно взбесившись, и большая часть моего страха забыта, или, возможно, превратилась в гнев.

— Ты грёбаный высокомерный кусок дерьма, — говорю я, сильно ткнув его в грудь. — Ты не имеешь права заходить в мою комнату, когда тебе захочется.

— Кто-то говорит, что это может быть правильно.

— Не я. Не современное, цивилизованное общество. Я могу привлечь тебя к суду за это.

Он смеётся надо мной.

— За что? Что я сижу в кресле в твоей комнате?

— Да, мудак. Это называется преследование.

Я качаю головой, так зла на него, потому что так быть не должно.

— Знаешь, что самое грустное? Я бы позволила тебе остаться, если бы ты попросил, потому что я тоже одинока.

— Я не одинок, — заявляет он возмущённо.

— Ты исключительный человек, потому что сидеть в темноте и смотреть, как я сплю — не нормальное поведение.

— Может, я просто возбуждён, — его рука скользит по моему бедру, и я напрягаюсь.

— Ты обещал.

— Да, но ты меня раздражаешь.

— Клянусь Богом, если ты попытаешься меня заставить, я буду бороться.

Он смеётся.

— Мне нравится борьба.

— Только не так. Я буду драться до тех пор, пока ты не причинишь мне боль. Я сделаю всё так, что это будет нападением.

— Зачем тебе это? — спрашивает он, как будто действительно не понимает.

— Потому что ты не сможешь, блядь, забрать это у меня, пока я не дам.

Нико садится, и я моргаю, когда включается свет. Он смотрит на меня, и я вижу что-то новое в его взгляде. Это очень похоже на уважение.

— Я бы не стал отнимать это у тебя, — он говорит серьёзно.

— Ладно, прости, если мне трудно в это поверить. Ты пробираешься в мою комнату. Мучаешь меня. Издеваешься над каждым в этом доме, будто они твои игрушки, чтобы веселиться.

— Я понимаю. Есть много вещей, которые я делал и буду делать. Но я не сделаю этого. Я уважаю тебя за то, что ты противостоишь мне.

— Правда?

Он смеётся.

— Я имею в виду, что ты, вероятно, не стремишься к этому, но я нахожу это сексуальным.

— О, Господи, — я закатываю глаза, — Ты неисправим.

— Знаешь, как много людей дают мне отпор? Кроме Джеймса — только ты.

— Иветта противостоит тебе, — замечаю я.

— Она не подразумевает это, — он пожимает плечами.

— Она плюнула тебе в лицо.

— Да, и, если бы я действительно надрал ей задницу, она бы сдалась через секунду. Ты бы не стала, не так ли?

— Нет, — это правда, и я осознаю это только сейчас.

Может, я и хожу на цыпочках вокруг Иветты, но это только потому, что мне нужно остаться в доме, чтобы вернуть его себе. Тогда я поняла, что была не слабой, а умной. Быть слабой — значит уйти. Вместо этого я остаюсь и принимаю оскорбления, чтобы выждать время и забрать то, что принадлежит мне. Но у меня есть пределы, и один из них — это Нико, взявший меня силой. Я бы боролась с ним до тех пор, пока ему не пришлось бы признать, что он делает.

Я поняла кое-что ещё. Я бы боролась так упорно отчасти потому, что я действительно хочу его, и я не могу допустить, чтобы он превратил это влечение в нечто подобное.

— Как сильно ты бы боролась со мной?

— Пока я не стала бы чёрно-синей.

— Это неразумно, — говорит он, качая головой. — Это всего лишь секс.