Я беспокоюсь за Дейзи. Она, должно быть, травмирована. Мне нужно пойти к ней, но я не могу никому показаться на глаза. Я заползаю в кровать и натягиваю одеяло на лицо, внезапный холодок страха пробирает меня по позвоночнику, тревога захватывает меня, высасывая дыхание прямо из легких. Я зажмуриваю глаза, чтобы побороть наступающие слёзы, и пытаюсь замедлить дыхание.
В какой-то момент я, должно быть, уснула, и пугаюсь, когда кровать прогибается возле меня.
С моих губ срывается непрошеный крик, и грубая мозолистая рука захлопывает мне рот.
— Это я, — негромко говорит Нико.
Знание заставляет меня захотеть кричать ещё больше.
— Ты провела в этой постели всю ночь и день? — недоумённо спрашивает он. Дыхание сбивается в моей груди. — Сегодня утром ты не почистила решётку, дно плиты, или статуэтки.
Его взгляд смягчается, когда он изучает меня, и его рука медленно убирается. Я не кричу, но отодвигаюсь от его тепла.
— Мне жаль. Я вернусь к своим обязанностям завтра.
Он вздыхает.
— Мне насрать, выполняешь ли ты свои обязанности. Есть девушка, которая начнёт убираться со следующей недели. Я беспокоюсь о тебе. Ты ела?
— Банан.
— Это не будет поддерживать тебя.
— Я не хочу есть.
— Синдерс, ты не можешь сдаться и прятаться здесь вечно.
Я отворачиваюсь от его взгляда, и обдумываю то, что он сказал. Но он ошибается. Я могу оставаться в этой комнате столько, сколько захочу.
— Я устала. С меня хватит. Я даже не знаю, заботит ли меня ещё этот дом. Он весь испорчен.
— Чёрт возьми, Синдерс, достаточно, — предупреждает он. В его тоне свирепость, и я ошеломлённо смотрю на него.
— Почему тебя это заботит?
— Потому что ты слишком сильная, чтобы позволить мимолётному несчастью притушить пламя, ярко пылающее внутри тебя.
К щекам приливает жар, но я не могу найти в себе силы бороться. Не сегодня. Я измучена, напугана, подавлена.
— Я очень, очень устала, неужели ты не понимаешь? — я стону и хватаю одеяло, но Нико хватает меня за запястье и притягивает к себе. Его глаза сверкают, а брови заинтригованно изогнуты.
— Ты пахнешь невероятно, — его голос низкий и хриплый. — Это духи, которые твоя мама купила для тебя?
— Да, — с грустью бормочу я. Скоро от них мало что останется.
Нико встаёт и идёт к двери. Я должна радоваться, что он оставляет меня в покое, но часть меня, которую я не понимаю, грустит, что он уходит, не сражаясь за меня. Может быть, он сможет проникнуть глубоко внутрь меня и вернуть меня к жизни. Часть меня была мертва долгое-долгое время. Я потеряла маму, потом отца, я стала сиротой слишком рано.
— Нико… — мой тон вопросительный, но я сдерживаюсь, прикусывая губу, чтобы унять волнение. Это ужасный нервный тик, но резкая боль успокаивает внутреннее смятение, которое меня мучает.
— Я вернусь через минуту, — уверяет он и закрывает за собой дверь.
Я сворачиваюсь калачиком и натягиваю плед, желая хоть на мгновение отгородиться от мира.
Мгновение спустя я слышу ровный ритм шагов Нико по состаренному твёрдому дереву. Свет заливает комнату, когда он входит. Нико садится рядом со мной на кровать, в его руке фирменный пакет. Он чёрный, с золотыми буквами на французском языке. Он из парфюмерной мастерской, где мама сделала мой аромат.
— Я купил тебе это, — говорит Нико, прочищая горло. — Я собирался подарить тебе его на балу. Чтобы поиздеваться над Иветтой, но ты выглядишь такой потерянной, что я хочу, чтобы это было у тебя сейчас.
Я осторожно поворачиваюсь к нему.
— Что это?
— Открой и посмотри.
Я делаю, как он сказал и задыхаюсь, когда вижу много баночек и флаконов. Нико вынимает их и складывает один комплект вместе, потом кладёт один отличающийся флакон отдельно.
— Это парфюм, которым ты пользуешься. Тот, который почти закончился.
— Как? — я хмурюсь. Это было сделано на заказ, и я помню, как мама говорила, что парфюмер, который произвёл мой особый аромат, уходит на пенсию.
Нико пожимает плечами.
— Компания ведёт учёт всех запахов, которые они производят. Я заплатил парфюмеру кучу денег, чтобы воссоздать его. Понюхай. Он такой же?
Я растерянно смотрю не него. Кто этот мужчина, и что он сделал с Нико Андретти, ублюдком?
Снимаю пробку с стеклянного парфюмерного флакона, брызгаю немного на запястье и вдыхаю. О, Боже, это идеально. Точно такой. Есть ещё гель для душа, лосьон для тела и спрей для волос. Это невероятный подарок.
— Не могу поверить, что ты сделал это для меня, — говорю я.
— Ты улыбаешься, Синдерс, — отвечает он, его голос игривый. — Это ещё не всё. Понюхай другой.
Я смотрю на второй стеклянный флакон, находящийся отдельно.
— Хорошо.
Я снимаю крышку и распыляю спрей возле локтя, чтобы не смешивать с парфюмерным маслом, которое я раньше нанесла на запястье. Я поднимаю руку и вдыхаю, и из меня вырывается странный звук.
Слёзы наполняют мои глаза, и я смотрю на Нико, моргая.
— Это аромат моей мамы.
Его улыбка искренняя, не саркастическая, горькая, или жёсткая. Она… прекрасна.
Что-то в моём сердце оттаивает, и на мгновение я перестаю чувствовать себя одинокой.
— Спасибо, — шепчу я.