Дом, из рассвета сотворенный

Когда же он поднял глаза, то увидел перед собой солнечную прогалину, и в дальнем конце ее стоял у зарослей медведь — тихо, непугливо, бестревожно. Он нацелил винтовку, и медведь поднял и повернул голову, но не выказал страха. Небольшой, черный в тени и пятнистый от солнца, он стоял неподвижно, повернув на четверть и сгорбатив туловище и невысоко держа плоскую голову с глядящими в упор маленькими черными глазками. Медведь был молод, оброс жиром, по его груди и брюху и с боков коротких, толстых ног уже мохнатился зимний, более длинный и светлый, пыльно-бурый мех. Пальцы сжались на ложе, и винтовка дернулась, и выстрел грянул, раскатился по склонам, и он услышал шум разлетающихся птиц над головой, увидел метнувшиеся кто куда лесные тени. Пуля ударила в черное медвежье тело и сотрясла его, но голова осталась еще неподвижна и взгляд направлен на человека. И только затем последовал момент — всего короткий миг — бесполезной, горестной поспешности. Медведь повернулся и не то что шарахнулся в страхе и боли, а тяжело сунулся, сделал поспешный и колеблющийся шаг-другой и не смог больше. Дрожь прошла по нем, он оглянулся снова и упал.

Охота кончилась, и лишь теперь уместна стала торопливость; все было кончено, и все сделано как надо. Ранка в шкуре была маленькая, чистая, низко под лопаткой, где мех и мышца тоньше, и кровь не текла из пасти. Он достал свой мешочек с цветенью и, сыпнув, провел желтые полосы над медвежьими глазами. Наступал уже полдень, и он торопился. Он выпотрошил медведя и растянул тушу так, чтобы кровь не затекла на мех, не пропитала шкуру. Торопливо поев медвежьей печени, он взял остальную ее часть с собой; зашагал, составляя на ходу план действий, вспоминая свой спуск и все расположение местности, как она видна была с гребня. Быстро прошел с четверть мили — до места, где можно уже было свести лошадей вниз. На лице его была кровь медведя, он нес в руке теплую влажную медвежью печенку. Он поднялся на гребень к лошадям, и жеребчик глянул дико, захрапел, натянул привязь, гремя копытами по камню и вздрагивая кожей холки. Он небыстро подошел к жеребчику, уговаривая, успокаивая, взял поводья. Охотничья лошадь смотрела, старая и равнодушная, и обмахивалась хвостом. Мешкать было некогда. Он жестко натянул удила, слегка повысил ставший резким голос. Медленно поднес медвежью печень к расширенным ноздрям жеребчика и обмазал ею конский храп.