Читаем Дом канарейки полностью

Стыд давил на спину, пригибал голову к земле, не давал набрать в легкие воздуха. Сережа попытался ее обнять, но она увернулась, побежала, что есть мочи домой, прыгнула на диван и залила его горькими слезами. В голове пульсировало: «неблагодарная, неблагодарная, кто тебя такую замуж возьмет». Сережа звонил, писал в агенте, аське, ВКонтакте, строчил эсэмэски, но она не отвечала. Стыд заливал глаза, она вся плавилась под бессмысленным взглядом Лунтика, превращалась в ничего не представляющий из себя кисель с глазами. Лунтик смотрел и смотрел, а на его сердечке насмешливо горела надпись «I love you», и Наташа засунула игрушку подальше в шкаф, чтобы не видеть. Сережа перестал звонить ей через несколько недель, а когда они случайно столкнулись на улице, оба сделали вид, что не знают друг друга. Так нелепо кончилась их история любви, толком и не начавшись.

И сегодня Сережа заговорил с ней впервые с того случая.


Наташа прячет глаза. Замолчавший было стыд снова заливает ей уши красной краской.

– Привет, – тихо говорит она. – Мне нравится качаться. Когда-нибудь, лет через десять, куплю себе большую квартиру и повешу на балконе качели.

Наташа хотела бы извиниться перед ним, сказать, что не хотела обидеть, что повела себя, как дура, но не может найти в себе силы. Да и что говорить, когда прошло два года – целых полжизни для подростка.

Сережа садится на соседние качели, Наташа щекой, рукой, боком чувствует горячее тепло, которое исходит от него. Она ведет плечом, чтобы сбросить это ощущение, но оно, отступив на секунду, накатывает с новой силой. Сережа не захочет с ней общаться после того, что она сделала. Она бы не стала.

– Ты хотел поступить в военное после девятого класса, получилось?

Наташа иногда заходила на его страницу «ВКонтакте» и в «Мой мир», но там ничего не было – только фотка с медалями на аватарке и бессмысленные тупые цитаты на стене. Лайков от девчонок тоже было много.

Сережа вздрагивает, будто она его ударила, а когда начинает говорить, голос его звучит, как заготовленная запись в магнитофоне:

– Не прошел по здоровью. Поступил в колледж в Златике, живу пока там. Может, хоть в армию возьмут. А ты?

– Готовлюсь к ЕГЭ, буду поступать в универ в Челябинске.

– Здорово.

– Ага.

Они оба замолкают. У Наташи мерзнут руки, ей очень хочется, чтобы Сережа взял ее ладони в свои и погрел, как когда-то. Она уже хочет потянуться к нему – и будь, что будет, но одергивает себя за секунду до движения. Зачем им новое разочарование, думает она. Не бывает любви на расстоянии, она это точно знает. Настя потому за Костей и уехала. А бросить все свои мечты и поступать в Златоуст, менять шило на мыло? Нет, это не для нее, она хочет стать журналистом или редактором, или писателем, или все вместе. В эту парадигму не вписывается парень с разбитыми мечтами в пуховике с чужого плеча, нет. Поэтому она сует руки в карманы и перестает раскачиваться. Сейчас качели медленно остановятся, и тогда она уйдет, оставит прошлое в прошлом.

Но как же горячо плечу…

Глава вторая. Алые цветы

Челябинск оглушил Наташу какофонией звуков, закружил в череде вечеринок, на которые ее водили друзья, с каждым днем убыстрял темп доселе медлительной жизни. Люди здесь часто жаловались на смог, но эта дымка, опускавшаяся на город чаще всего по утрам, вместе с туманом, пахла для Наташи свободой.

По началу, конечно, пришлось адаптироваться. Наташа, лучшая в своем классе, вдруг оказалась в компании людей, намного умнее, смелее и напористее, чем она. Они были современными, ходили с сенсорными телефонами, читали Пелевина, критически мыслили, разбирались в политике, смотрели свысока, в полном ощущении своего превосходства. Наташа прятала свою кнопочную Nokia XpressMusic, не признавалась, что еще вчера читала юмористическое фэнтези, была не уверена в себе и не понимала, почему они засмеялись, когда она спросила, кто такой Навальный. Наташа чувствовала, что ее сознание закостенело и не могло угнаться за мыслью этих ярких современных молодых людей, чей рост не стеснял маленький город. Их отличие стало заметно на первом же занятии. Преподаватель написала на доске три слова: «жрать», «кушать», «есть». Студенты должны были распределить их стилистически от наименее употребительного, до более нейтрального. Люська, сидевшая рядом с Наташей, подняла руку и выпалила голосом отличницы: «Самое низкое – «жрать», потом «есть» и самое высокое – «кушать». Женька, высокий парень с модной стрижкой, сидящий позади них, громко хмыкнул и пробормотал под нос: «Плебейка». Улыбка с Люськиного лица сползла вместе с объяснениями преподавателя, что «кушать», вообще-то, употребляется только по отношению к детям и животным, а стилистически нейтральным и общеупотребительным является только слово «есть». Наташа закрыла рукой листочек, на котором она написала тот же ответ, что и Люська. Плебейкой быть не хотелось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза