Дом Кёко

— Мы, японцы, представляем настоящие фигуры великой императорской Японии, овеянной славой древнего государства Ямато с его единством государя и подданных. Мы должны стать образцовой нацией, государством, гарантирующим свободу, мир, счастье, спокойствие, стабильность, о чём страстно мечтают все страны, всё человечество. Здесь мы нация Аматэрасу.[51] Наше величие в том, чтобы посвятить жизнь, от рождения до смерти, поклонению императору, вечно способствовать процветанию императорского дома.

Масаки на секунду закрыл рот. Сюнкити недоумённо спросил:

— Что это ещё такое?

— Идея. Ты в неё веришь?

— Я ничего не понимаю.

— Ладно. Тогда я объясню по-другому, — сказал Масаки прежним тоном. — Мы создали идеал государства. Замыслили поднять дух Японии, отбросили идеи коммунизма, скорректировали идеи капитализма, рассчитываем на реформу позорной конституции разорённой страны — конституции, принятой после поражения в войне. Мы добьёмся, чтобы компартию, предающую страну, признали незаконной. Выдвинем предложение о перевооружении ради мира и независимости Сил самообороны. Свергнем изменников-коммунистов и им сочувствующих, свергнем и власти опозоренной страны. Надеемся на установление нового порядка, способствующего процветанию нации.

— А это что?

— Это тоже идеи, — невозмутимо ответил Масаки. К Сюнкити вернулось любопытство, ему захотелось по-детски дотошно изучить вопрос.

— И ты в это веришь?

— Верю ли? Да. Может быть, «верю» — слишком сильно сказано. Но эти слова приводят меня в хорошее расположение духа. Не знаю почему, но я чувствую, как растворяюсь в них. Наверное, потому, что они больше всего близки слову «смерть». Когда я руководил группой болельщиков, то при исполнении нашего гимна часто осязал «смерть» и приходил от этого в хорошее расположение духа. Когда тело мелко дрожит после того, как, перетерпев, отольёшь, пожалуй, и есть ощущение «смерти». Молодому человеку необходима идея «смерти». И это не смерть из-за обстоятельств, а признание бессмысленной смерти, приказ «умри!». Подобно серебристым искусственным цветам, которыми на похоронах оформляют смерть, это признание заключено в древних, мистически пышных словах. Вот что необходимо. Рассказывают, что перед войной был «Отряд мучеников».[52] Я с радостью вступил бы в него.

— Ты прямо еретик правого крыла.

— Да. Но это я говорю только тебе. Потому что в этом мы с тобой похожи. Ты, должно быть, вынес то же из бокса.

— Я так не думаю, — произнёс Сюнкити, отгоняя странное, трепетно-радостное чувство.

— Настало время, поэтому я так говорю. И потом, не в твоём характере думать. Доказать тебе, что ты не такой?

Они долго беседовали. Под конец Сюнкити безоговорочно принял идеи политической организации, к которой принадлежал Масаки.

— Почему мне можно в это не верить?

— Потому что неверующий — самый полезный. Я такой первый. Посмотри на меня. Я знаю, что не верю. Однако ещё знаю, что эти идеи в неописуемом восхищении усваивают те, кого я вижу вокруг и кого использую как средство. Я постоянно чувствую рядом собственную смерть и смерть других, это — ранг самого способного члена организации. К тому же пусть и не слишком много, но приходят деньги. И чем заметнее ты будешь, тем лучше усвоишь, как можно добывать деньги. Для молодого человека сопротивление — жизнь, верность — смерть. Это избитая фраза. Но молодому человеку необходимы как сопротивление, так и верность. Это — вкусные, сладкие плоды. Спортсменам хорошо. Силу сопротивления они используют в спорте, силу верности — отдают старшим товарищам. Простая схема, но в её основе законы, которым следует молодёжь. Как тебе? Клянусь в верности идеям, в которые не верю, изо всех сил сопротивляюсь и «будущему» и «новому обществу».

— Я верил в бокс, — глухо произнёс Сюнкити.

— Я знаю.

— Бокс был моей целью.

— Да. А теперь что?

Сюнкити вертел в пальцах мокрые палочки, лежащие на пустых мисках, и молчал. Концы палочек разбухли, на дне миски с остатками покрытого тонкой плёнкой жира рамэна тонул узор из красных и зелёных дракончиков.

— Так что теперь? Бокс уже не твоя цель, но ты по-прежнему хочешь в него верить. Или думаешь, что хочешь. Но перед тобой долгое, растянутое время, о котором я говорил. Неприятное «будущее», которое ты больше всего не любишь. Если стоит жить ради веры в утраченную цель, давай уточним границы твоего неясного желания. Ты сейчас в самых подходящих условиях для создания цели из дела, в которое абсолютно не веришь.

— Да, — промямлил Сюнкити. — Да, это так. Но я хочу настоящего противника.

— Ты его сразу найдёшь. Он и раньше являлся тебе. Враг не встанет здесь, не будет тебя ждать. Твои действия сделают из твоего партнёра твоего врага. Поэтому надо действовать. И враг сразу появится.

— А ты как действуешь?