Дом Кёко

Фудзико забеспокоилась и осмелела больше, чем сама от себя ожидала.

— Ты думаешь кто? Ты думаешь кто? Да Фрэнк! — торжествующе выкрикнула она.

Сэйитиро вздохнул с облегчением, вид у него был довольно глупый.

«Надо же было выбрать Фрэнка! Фрэнк — и с моей женой. Фудзико его не знает. Совсем не знает. Не знает, что они давно живут с Джимми как супруги».

Сэйитиро то ли из жалости, то ли из-за досады решил не сообщать падшей жене об интимных отношениях Фрэнка и Джимми. Это решение возникло молниеносно и полностью завершило образ бестолкового мира людей, в который он давно уверовал. Именно этот мир торопится к гибели. Нелепый, карикатурный образ мира — вот что было ему по вкусу. Он держал в руках ключи от всеобщего агностицизма. Можно сказать, он был богом в маленьком мирке.

Обычный человек и крошечную ложбинку может по ошибке принять за бездну. Сэйитиро вдруг подумал о Сюнкити, Осаму, Нацуо. Он не верил в бездну. Это единственное, что отличало его от них. Бездны, ад, трагедии, катастрофы — всё это романтические, свойственные юности предрассудки. Реальность лишь одна — грядущая гибель. Комедия, в которой всё поэтапно повторяется.

*

Сэйитиро, демонстрируя, что ему нечего сказать, долго молчал. Фудзико слегка напугал его тихий гнев. Она ожидала, что муж отбросит привычное равнодушие и взорвётся от ярости. Так и не дождалась.

— Я с Фрэнком больше не буду встречаться. Это не значит, что нам надо переехать на другую квартиру. Не стану долго оправдываться, но я совсем этого не хотела. Он меня почти преследовал. Я с тоски хотела покончить с собой. В этот момент Фрэнк и явился на помощь.

Сэйитиро счёл рассказ жены слишком романтичным и чересчур подробным. В признании обычно невозможно избежать прикрас. А кающийся изумляется, обнаружив, что его преувеличениям не верят. Фудзико приблизилась и, чуть не тряся Сэйитиро за плечи, простонала:

— Почему у тебя такое лицо? Я ведь совершила грех! Пока тебя не было.

— Грех? Это слишком сильно сказано.

Сэйитиро разглядывал лицо жены, признававшейся в вымышленном грехе, как разглядывал рыбок за стеклянной стеной аквариума. Он прекрасно понимал нереальность этого греха, поэтому всё казалось ему неправдой.

— Ты мне ещё не веришь! Думаешь, я шучу, соврала тебе!

Фудзико рывком встала и, словно фокусник, достала полную окурков пепельницу.

— Это ведь не твои сигареты. «Бенсон и Хеджес», которые курит Фрэнк.

— Непредусмотрительно.

Сэйитиро взял несколько окурков, как берут предложенные конфеты, и бросил в камин. Огонь мгновенно перекинулся на них, в пламени задрожал яркий золотой язычок.

Увидев доказательства, Сэйитиро мог больше не сомневаться, что признание жены — правда. Но характер не позволил ему с лёгкостью поверить. Фудзико, зная его нрав, могла специально подготовить гору окурков. Сэйитиро был на редкость подозрительным мужем: он предполагал неверность жены.

Он всё отчётливее видел комичность ситуации. Огонь в камине выглядел как горящий обруч в цирке. Фудзико, дрессировщица диких зверей, держала его в одной руке, а другой щёлкала бичом. «Вперёд! Быстро вперёд!» Сэйитиро следовало с громким лаем прыгнуть через этот обруч.

Ленивый трусливый зверь смотрел на горящий обруч. Любой прыгнул бы, если бы потрясение или злость пересилили робость. В обычное время Сэйитиро проделал бы это сознательно, не показывая своего состояния.

Однако его гордое сердце ещё не обрело достаточно мужества. Он бегал вокруг обруча, вдыхал запахи, облизывался, вилял хвостом, бросался кверху лапами на землю. И торжественно произнёс:

— Я не сержусь. Что поделаешь, ошиблась. С Фрэнком больше не стоит встречаться.

— Почему ты не сердишься? Почему не ругаешься? Почему меня прощаешь?

Фудзико сидела на ковре по-японски, в официальной позе, в глазах отражался огонь, ей явно было жарко.

— При жизни за границей такое бывает. Не повторяй свою ошибку. Забудем об этом. И поскорее.

— Но я совершила грех. Почему ты меня не ругаешь? Почему не бьёшь?

Произнося эту драматичную речь, Фудзико выглядела очень мило, совсем по-детски. Она думала, что если муж будет злиться, ругаться, даже поколотит её, то она спасена от одиночества. Она не понимала, откуда взялась эта уверенность, но избалованная женщина возлагает слишком большие надежды на жизнь. Она, как ребёнок, гадающий по тёмной туче, пойдёт ли дождь, задумала: если муж своими руками строго накажет её, то она спасётся, если нет — окончательно погрузится в беспросветное одиночество.

Разочарование Фудзико сменилось страхом. Чтобы избавиться от него, она протянула в потёмках руку и ухватилась за самую житейскую идею. Это была простая, понятная мысль, которая удачно объясняла всё.

«Я забыла. Он и в такие моменты всего лишь честолюбец. Я же боюсь расстаться и держусь за отца. Считаю несчастьем, когда меня ругают за ерунду или когда порчу кому-то настроение. Да. Это так. Сэйитиро же, как я с самого начала поняла, человек привычки, человек, который никогда не забывает о своей роли».