— Некто Уилли Лейк похитил кое-какие драгоценности у почтенной старой дамы в Лос-Анджелесе. Ее имя Брейдсток. Я обнаружил парня в какой-то блошиной гостинице— его куколка выдала его — и захватил вместе с добычей. Его держат в Мехико, а камешки я отослал обратно в Лос-Анджелес. Думаю, я заслужил свой отдых.
Я заулыбался, но тут же стер улыбку с лица. Торелли не принадлежал к улыбчивым людям.
— Понятно,— произнес он.
Несколько мгновений он молчал, неподвижно уставившись мне в лицо. Потом задал еще несколько вопросов, на которые я ответил о’кей. Пока что все мои ответы можно было проверять: дело Уилли Лейка мне устроил Джо с тем, чтобы создать впечатление, что моя деятельность не имеет к нему никакого отношения. И, видимо, Торелли получил соответствующие кивки, или подмигивания, или еще какие-нибудь знаки от стоящих позади меня его соратников. Дежурный клерк, вероятно, выболтал историю & выдуманной телеграммой от Джекоба Бродина, такиё люди легко уступают всякому давлению. Вот когда или если Торелли узнает, что Стрелку просверлили голову пулей... Я заставил себя не думать об этом.
Наконец Торелли произнес;
— Надеюсь, мы не очень нарушили ваш покой, мистер Скотт. Можете вернуться к своей Еве.
Я усмехнулся.
— Боюсь, что ваш посыльный лишил меня ее общества. Она ушла, когда он начал распоряжаться у меня в номере. Ладно! — Я глубоко вздохнул. — Пока, господа! — Обернувшись, я сказал: — До скорого, Мейс! Рад был встретить вас, сенатор. Надеюсь, ваш человек получит по заслугам.
На этих словах я повернулся спиной к Торелли, что обычно делать не рекомендуется, но я сотворил уже столько глупостей, что, добавь я еще одну или десять,— это ничего не изменило бы. Я направился к двери, задавая себе вопрос, действительно ли я выкрутился.
Урод-посыльный распахнул дверь, и как раз в этот момент я увидел сидящего в углу Джорджа — Скоровестимого Мэдисона. Он смотрел на меня ненавидящими глазами.
Я сделал еще один шаг к открытой двери, как услышал за собой голос Торелли и чуть не бросился бежать. Но все, что он сказал, было:
— Мистер Скотт, ввиду чрезвычайной важности этого... гм... совещания прошу вас оставаться в пределах вашего номера, по крайней мере до конца совещания.
Я даже не обернулся.
— О, черт,— сказал я.— Куда же мне еще деться?
Потом я прошел через эту открытую дверь и услышал, как она за мной закрылась.
Да, здесь действительно проходило совещание. Только это было совещание подонков и гангстеров, и в неслыханных до сих пор масштабах. Теперь я представлял себе, о чем они совещались. Но хотел знать наверняка. Я вспомнил, что видел сегодня утром в баре своего знакомого — Арчи Краузе. Может быть, он мне что-нибудь скажет. Зная его, я был уверен, что ничего он так не делает, как расплатиться со мной. Его обвиняли в убийстве, и я доказал его невиновность. Не потому, что хотел ему помочь, а потому, что хотел разоблачить истинного убийцу. И мне это удалось; Арчи никогда не забывал этого. Мало кто забыл бы, но уж мошенник — никогда.
Минут пятнадцать я бродил по территории отеля и, наконец, в вестибюле увидел Краузе. К сожалению, еще раньше я увидел посыльного, который явно следил за мной. Поэтому я как бы случайно прошел мимо Арчи и, почти не разжимая губ, сказал:
— Встретимся в баре, Арчи.
Потом вышел к фасаду главного здания, постоял там минуту, вернулся и почти столкнулся со своим посыльным.
Слава богу, это был не Винченте Торелли. Я сказал:
— Что вы из себя изображаете? Следопыта? Держитесь от меня подальше, приятель. Я итак уже имел из-за вас кучу неприятностей.
Я прошел мимо него, миновал бассейн и вошел в бар. Арчи сидел на высоком табурете у стойки, Я примостился на другом, рядом с ним, попросил у бармена стакан «бурбона» и бутылку минеральной воды. Между глотками я объяснил Арчи, что именно меня интересует, и он, хотя и не горел желанием высказаться, выложил мне все, что знал, во многом подтверждая мои подозрения.
Несколько минут мы спокойно разговаривали, потом я сказал:
— Значит, это совещание не имеет отношения к большой затее Стрелка— его плану шантажа?
— Только косвенное, но вы видите, как здорово этот план сюда вплетается
— Да. Тончайшая работа. Из всех, с какими я когда-либо сталкивался.
— Вы же знаете Стрелка?!
— Еще бы,— сказал я. И подумал, что бы, интересно, почувствовал Арчи, если бы узнал о смерти Стрелка. Ведь он знал его лично. Заказав еще двойную порцию «бурбона», я спросил: — Арчи, а что он записал на магнитофонную ленту? Совещание каких-то членов профсоюза?
— Да, человек пяти-шести. Довольно крупные деятели, и они не могли допустить, чтобы их планы стали известны. Эта запись— настоящий рычаг. По крайней мере, я так
— Угу.