Дом, которого нет

с почившими мужами не чуждаясь,

был и тогда, и ныне… вездесущий.

Спал город так, как кое-кто в нём бодр:

одним глазком. Бессонных много орд.

***

С утра роди́лась кознь в груди Инессы.

Звонить она для встречи однокласснице

задумала. Чтобы, списав на той мысль,

попасть в "Куб" и предаться танцев пластике.

Предупреждения сестры не стала слушать.

Союз их, двух, не собиралась рушить.

Кто запрещает развлекаться ей?

Квартиру празднично украсит, всё по плану,

недаром выделен к приготовленьям день.

Свободно можно скрасить вечер Яну.

Не зря, как индианка, столько лет

училась двигаться, опережая свет.

Смысл жизни – в самой жизни признавала

меньшая девочка из двух, друг друга копий.

У Лоры треб для смысла было валом.

У Инь не зародились её вопли.

Раз не умеешь наслаждаться тем, что есть,

то теорем и доказательств ввек не счесть.

Она была сама, как вид искусства,

вокруг себя творя для глаз отраду.

Умей в словах я описать такую,

взяла б «за невозможное» награду.

Подобных дев мы видели: они,

как бабочки – цветы, нам ластят дни.

Зачинщица, приятельница то есть,

обрадовалась пятничному вечеру.

Но усомнилась. – Все друзья пытались только

пробиться в "Куб". Пускают неких меченых, –

(по выходным работает курорт

для тех, кто не заглядывает в рот). –

Охрана нас не пустит, – та сказала.

– Спокойно, – Инь ответила, – пройдём.

– Пройдём не дальше зрительного зала.

Ну, то есть улицы. – Знакомый есть. О нём

я заикнусь, и пустят. – Кто знакомый?

– Хозяин клуба. Так что будь спокойна.

– Приехала недавно. Как успела ты?

– Давай при встрече лучше, хорошо? –

Любовь её черешней скороспелою

была, не вынося речей ещё.

Договорились. Телефон отложен.

Инесса только застилала ложе.

Не больше десяти часов. Утра.

Осталось… Но она не стала ждать.

Включила музыку и стала наряжать

большую ёлку в зале. (Этих дат,

где праздники, полно, но с годом новым

мир тешится иллюзией обновы.)

Квартира их была, как замок в сказке,

хоть многое осталось недостроенным.

Вита предпочитала "быть в процессе". Глазу

там представал потенциал для скорого

развития. Идея себя завтрашней

текла сквозь Лорин точно так же лик.

Потом пришла из магазина мать.

И атмосфера приняла её, как облако.

Умела Инь себя передавать

вокруг. Эмоции – особый сорт духов.

И, если кто-то источает свыше меры,

другой, без запаха, всё чует: парфюмером.

***

В обед к Коньку морскому уже шла

её сестра. Сказала чуйка: надо так.

Ферзь объяснял ему гитарный лад.

Как тот настроить, чтобы звук порадовал.

– Колки не держат. Ухо к звуку навостри. –

«Змея им правит. Женщина. Неровен ритм

ударов сердца. Неизбежна модуляция

вниз, постепенно, когда мягкая советует.

Он грамотней Царя, но принял ой не ту

за стоящего зама. Зла не ведает».

Ферзь намекал так тонко, что отрезать мог на ноль

все подозренья, мол, додумал, ничего подобного.

– Твоя гитара слишком молода.

– Зато, по мне, играет превосходно.

– Игрец не счёл за важное года…

– Она сама мелодьи знает годные.

– Смотри, как бы Шопена ни сыграла.

– Не уронил бы кто. – Случайно б не упала. –

Ник дурковал, но дураком он не был.

Один за дверь, другая в дверь. Почти что сразу.

С Ферзём позавтракал, а с Коброй пообедал.

Почти без мыслей о мотивах разных.

Та вопросительно глядела, без озвучки…

Как ни припомнить ведьм? Удобный случай!

Вне Салема гуляют эти леди.

На вид обычны, но владеют знанием.

Так в криминал замешанные денди

не выдают себя ничем. Иносказаньями

всё выражают те и те. Их облик сух.

Определить возможно лишь… на нюх.

– Имеешь мне сказать ты что-то, Ник?

– Что именно, не знаешь ты к тому же?

– Хорош язвить. Мне образ твой возник…

– Всё потому, что слишком долго дружим.

Не сублимируем огонь из-за стекла…

– Ну? – На Ферзя глаз опусти. Вершок – игла.

– Спасибо. Очень классные печенья.

Имбирь, вот настроенье к рождеству. –

Две фразы вскользь, а выводы плачевны:

зато "вооружён, кто знает". Мрут,

как мухи, зазевавшиеся змеи.

В костре испечь – деликатеса нет вкуснее.

Оказываться там, где надо, с тем, когда

(и прочее по списку) кто-то может.

В рубашках вылезали господа.

Их смутно подсознание тревожит,

подсказки шлёт не устно, больше в кляксах:

«Вот, слушай, и полит не будешь ваксой».

В подушках вышитых сидели мои двое.

И пили кофей тоже по-турецки.

Пары центрировать – удобней в песнях что ли.

Все веянья из коллектива сложно встретить

словами. Вспомнилось, и в лад: Гомер великий

по очереди битвы открывал, не пряча лики.

Баталия в разгаре. Трупов горы.

Кровища хлещет. Части тел отдельно.

Но вот до Гектора дорвался муж Патрокл.

И ждут две армии. Тут бой важнее всех их.

Рыдаю, как сопляк, я по Патроклу,

да и по Гектору не меньше, но – потом лишь.

Величие не терпит суеты.

Где суета, там мелочь и мошка.

Так, вместо Юлианской прямоты,

я опишу быт Ника, "жил он – как".

Посмотришь на жилище персонажа,

и сразу ясно: где был, чего нажил.

Красный кирпич. Парадное крыльцо

чуть ни от самого забора. В теремок

пускала с аркой дверь, с большим кольцом.

«Стучите, и откроется…» Чертог –

такой же знатный изнутри, как и снаружи.

Снимали – камерой (а не путан) здесь дружно.

Морской конёк в хоромах обитал.

На чердаке спал сам, а дом был студией

творческой. Фотография, метал,

татуировки, пирсинг (ярким – яркий мир).