Дом, который построил Майк

Тем более что мы, по причине пошатнувшегося здоровья Жени, так и не получили водку с автографом на этикетке.

АМСТЕРДАМ

Вывезти это знаменитое произведение Пикассо в Лондон не представляло, как понимаете, никакого труда. Потом в Амстердам, Париж, Лиссабон и так по миру далее. В конце концов, я сдал его на хранение Иосику Водовозу в сейф его торговой компании, сказав, что это просто семейная реликвия, чтобы никто не спёр.

А когда в 1993 выпала возможность поехать на заработки в Шанхай, а денег не было на билеты совсем, этот кусочек бумаги с почеркушкой гения выполз наружу.

Да, забыл совсем сказать, что на бумаге с "Голубком" отчётливо проступали кое-какие другие характерные для туалетов рисунки или я бы даже сказал - инстолляции. Выведенные отнюдь не рукой, как вы подозреваете и не перьевой ручкой. Однако это ни сколько не преуменьшало триумфа искусства в одной отдельно взятой туалетной комнате.

Наружу же рисунок выполз благодаря Марэнте, которая в то время работала в "Алхементе Статс Блад" маленькой корреспонденткой уличных новостей, перед тем как получила контракт на Шестом канале Питерского телевидения.

Марэнта мне грит на какой-то выпивалке-бухалке: - Давай я эту историю твою в газете пропечатаю, может найдется какой-никакой покупатель завалящий.

Я грю:

- Давай!

В субботнем номере напечатали фотографию с произведения искусств, пышущего непристойно сильной энергией, а Марэнта нарасказала такого славного обо мне, что я сам себя в туалете за всё это хорошее, в тайне от жены, в тот вечер сильно полюбил вот этой самой правой, нежной рукой.

Имя, правда, моё в статье было вымышлено, адрес не указывался. Типа того что, дескать, мол, всё окей, звоните, присылайте все вопросы в редакцию "Алхементе Статс Блад" Марэнте дэ Моор, великой журналистке всех времен и народов.

Сразу на следующий же день начались звонки в редакцию от частных лиц и компании с просьбой о возможной покупке. Статью перепечатал национальный "Дэ Тэлеграф", дело получило широкий резонанс в узких заинтересованных кругах. Если бы Марэнта выдала тогда моё имечко, то рожа моя радужно-фиолетовая не сходила бы с главных полос газет и журналов, потеснив рожи великой и могучей Королевской семьи.

Предлагаемая цена начала зашкаливать за четыре тысячи гульденов. Как раз хватало на наш с Машкой билет в Шанхай, Земля, Солнечная Система. Но ушлая Марэнта посоветовала подержать наживку подольше. И точно, однажды крупная рыба клюнула.

Народная журналистка прилетела на всех порах однажды поздним вечером ко мне в студию на Адэлаарсвэх 31, хлопнула стакан моего портвейна со стола, плюхнулась на мой мягкий стул и тупо уставилась мне в добрые глазки.

- Микха! Эту картинка хочет купить прынц. Прынц Вильям-Александр. Инкогнито. Но сначала он хотеть сделать ДиЭнЭй тэст. То есть это, как это - ДНК пробу.

- Ты чо сдурела что ли, Марэнтушка? Зачем ему мой ДНК? Он что, больной что ли?

- Ты сам больной, как это - ни ума, ни фантазии, вот. Зачем ему твой ДНК, ему Пикассо ДНК проверить надо. Чтобы убедиться, что произведение подлинный.

- Как же он проверит то его?

- Ты же показывал мне этот бумага. Там же его какашка есть по чуть-чуть. По этот какашка он его и проверит. У него дома есть немного картинок Пикассо, он там одну графику пальцем писал, там возможно найти настоящий ДНК. Он с какашка сравнит и всё окей. Согласен?

Цену он дает почти такую же, пиать тысяч, но

говорит, что рад будет с нами познакомиться

поближе. Майк! Мы долшни соглашаться! Он

оттягиваться любить. Говориат, классный он весь

такой парень, не женатый.

- Поближе, говоришь? Кхэк!

ЦИТАТА (к месту)

" - Павлины говоришь? Кхэк!"

Тов. Сухов

"Белое Солнце Пустыни"

Марэнта ускакала на своём лесопеде "Олд Дачмэн" в свою комнатушку в район Сафатистраат, а я достал из глубоких штанин дубликатом бесценного Голубя и принялся долго его рассматривать. И так мне вдруг жалко этот клочок бумажки стало, что я (вот такой я слабак) даже расплакался. Через столько испытаний этот рисунок прошел со мной, столько натерпелся, совсем как эта медвежья шкура под моими ногами, совсем как эта моя первая английская книжка "Аэропорт", совсем как жена моя Манечка, (да будь она неладна со своим "Гденьги! Гденьги!!").

Куда ж я тебя брошу-у-у-у, да в какие руки-и-и-и!

Пусть даже и прынца. Нет, Дорогая моя Бумажка, не отдам я тебя никому во имя присно и во веки веков!

Ну что я, ни художник что ли!

Взял я свою ручку перьевую, чернила черные фабрики "Радуга" еще совковского года выпуска, (ой!!!, сколько с ними я фальшивых еврейских свидетельств о рождении понаписал для беженцев из Совы, можно добрую половину Голландии смело расстреливать за не кошерную кровь) и принялся за работу всей моей жизни.

Перво-наперво выставил раму со стеклом из невысокого голландского окошка, поставил на спинки двух корявых стульев. Потом подвел под них лампочку настольную и включил свет.