Дом (ЛП)

внимание, потому что на подставке стояла тарелка с едой.

У него почти сразу заурчало в животе.

Тонкий голосок в его голове говорил ему остановиться и подумать. С чего

это здесь тарелка с его любимым ужином – жареной курицей, картофельным

пюре и горячими роллами с соусом? До этого момента он и не осознавал, что

голоден. Но от запаха курицы потекли слюнки.

«Выбери нас! Видишь? Смотри, что мы можем сделать для тебя».

Гэвин не хотел есть из принципа, но запах жареной курицы окружил его.

Он переключил внимание на экран Телевизора, кода тот внезапно вспыхнул и

ожил.

Соседние дома были удивительно знакомыми: вдоль пустой улицы росли

высокие дубы, мимо пролетела пара певчих птиц. Вдали, на верхушке старой

церкви, он узнал виднеющуюся статую, что стояла на башенке и возвышалась

над домами в округе. Это улица Гэвина; камера развернулась, и на экране

появился Дом, высокий и изогнутый, из стекла и камня, из теплого старого

дерева, мерцающий в лучах вечернего солнца.

Миновав Ворота, изображение увеличилось и показало дорожку, а потом

мальчика, скрестив ноги, сидевшего на траве и окруженного целым парком

игрушечных грузовичков.

Это был оживший рисунок из альбома Гэвина – как он сам играл под

присмотром Дома. Ветви дерева сблизились, защищая его от жары.

Дом убрал шланг, лозы и ветви, длинные тонкие листья тюльпанов, чтобы

по траве и сделанным им грязным дорожкам могли проехать его грузовички.

Ему не раз приходило в голову, что его мир чем-то отличается, ведь с ним играл

Дом, а не кто-то из мальчиков, живущих по соседству. Гэвину это нравилось.

В его жизни всегда были только он, потому и не удивительно, что Дом не

хотел мириться с происходившими переменами.

Словно ощутив, что ему стало легче, свет стал слабее, превратившись в

теплое и уютное свечение. Уголки пледа погладили его по щеке и крепко обняли

его.

Гэвин попробовал ужин и удовлетворенно замурлыкал. Идеально.

– Спасибо, – сказал он, отломив кусочек ролла и обмакнув его в теплый

соус. – Вкусно. Я и не думал, что так голоден. Спасибо, что подумал за меня.

Лампа замерцала в ответ и разгорелась ярче.

Гэвин почувствовал наполнившие его радость и надежду. Никто не

выбирает семью, в которой рождается, и, если говорить о семьях, несмотря на

то, что думала Дэлайла, он считал себя счастливчиком. Дом, может, и

любопытный и чересчур опекающий, но это его Дом, и он любит его. Ведь

нельзя винить родителей в том, что они слишком сильно вас любят. И брата с

сестрой никто вам не поменяет, если те, что есть, вам не нравятся.

Он с этим как-нибудь разберется. Дому лишь нужно увидеть, какая Дэлайла

замечательная, только и всего. А его любви хватит, чтобы поделиться ею.

Нужно лишь найти способ им обоим это показать.

Глава восемнадцатая

Она

Этой ночью Дэлайла старалась не уснуть. Усталость давила на сознание, мысли становились вялыми и медленными, но пока под подушкой не зазвенел

телефон, сообщая, что Гэвин дома и в безопасности, ей не хотелось закрывать

глаза.

Вместо этого она встала с кровати в час ночи и села за стол. На нетронутой

поверхности примостилась фотография в блестящей серебряной рамке Дэлайлы

с родителями, сделанная прошлым летом. Это был ее самый короткий визит из

Массачусетса, но хотя она была дома всего неделю, отец взял выходной, чтобы

провести с ней время. Фотографию сделали в выходной, в ближайшем парке, где мама Дэлайла старалась устроить веселый пикник с бутербродами и

яблоками. Большую часть еды съели муравьи, а отец ушел через час, сообщив, что он нужен в офисе.

Она вытащила фотографию из рамки и посмотрела на одутловатое лицо

отца. Как кажутся написанными с ошибками слова, если смотреть на них

слишком долго, так и его лицо становилось тем больше незнакомым, чем

дольше она вглядывалась в него. Вытащив из сумки черный маркер, она

принялась подрисовывать ему густые брови вместо его бледных, сделала резко

очерченным его безвольный рот. И через несколько минут ее отец стал сердитой

горгульей.

Дэлайла не тронула простое, но всегда удивленное выражение лица матери, зато закрасила синим ей губы, пририсовала изогнутые черные рога и добавила

оранжевые ресницы, почти достающие до волос, попутно вспоминая о

странном визите домой.

– Разве они не хотят увидеть меня подольше? – спросила она у Нонны, когда вернулась в тихое спокойствие школьного городка посреди лета.

– А ты хочешь видеть их дольше? – в ответ спросила Нонна. Это был один

из редких моментов, когда ее взгляд прояснялся, и она знала то, что знала

всегда, не терялась в приступе паники и не искала что-нибудь, что сама

переложила.

Дэлайла росла тихой и неуверенной в себе. Она не знала, хотела ли видеть

родителей подольше, но надеялась, что, возвращаясь домой, будет чувствовать

себя нужной.

– Малышка, если я что и выучила за последние шестнадцать лет, то вот это: когда дело доходит до твоих родителей, нам обеим нужно снижать планку

ожиданий. Не обращай пристальное внимание на то, чего не хочешь видеть, –

Нонна вышла из комнаты, а через пару минут вернулась с огромной тарелкой

печенья и поцеловала Дэлайлу в лоб.

Две недели спустя Нонна даже не помнила этот разговор. Если бы та