Дом моей судьбы

— Да, бывший ученик. — Он вдруг широко зевнул, пошел к двери кладовки, вытащил оттуда раскладушку, быстро постелил на нее одеяло, простыню и, раздевшись, лег. — Ужасно устал… Вон на столе у меня для вас приготовлен дневник моей одноклассницы. Там же книга воспоминаний о Лермонтове. Если хотите, почитайте. Мы с ребятами увлеклись составлением карт характеров…

— Аркаша и Леня мне рассказывали…

— Дневники, письма юности отдают люди лет тридцати-сорока, они уже не стыдятся за свои поступки молодости. А для меня это ценнейшие документы. Будете читать — сравните характеры Лермонтова и Ксении Комиссаровой. Один жил сто сорок лет назад, но по возрасту был когда-то ровесником нашей комсомолки. Любопытно находить аналогичные поступки либо разницу в поведении. Два ровесника из разных эпох, один — гений, другой — обыкновенная девчонка… Впрочем, не совсем… Из детдомовки закономерно развился коллективист, лидер. Понаблюдайте, как это получилось.

— Какой же принцип наблюдения? — Я взял со стола кипу напечатанных на машинке листов.

— По двадцати трем ветвям…

— Ах, опять эти самые…

— А как же иначе! — Он устало махнул рукой. — Сами ребята отыскали эти факты в книгах… Есть у нас один дотошный парень, Гаврик Матюшкин, аккуратный, педантичный. Он рассылал письма в мемориальные музеи — в село Лермонтово Пензенской области, в Пятигорск. Теперь школа имеет книги воспоминаний о поэте, полное собрание его сочинений, разные исследования жизни… Читайте, читайте. Начните лучше с одной из ребячьих работ о поэте. Это, собственно, документы из книг. Вспомните свой возраст поры любви и соловьев. Там, у Ксении, есть тоже заметки о Лермонтове, но имеются и ее личные стихи: «Время выбирать жениха, — это не хи-хи и ха-ха. Если лужи пролитых слез, Значит, что-то было всерьез». Завтра обсудим. А сегодня, уж простите, я устал ужасно.

Уйдя на кухню, я затворил за собой дверь. Несмотря на долгую дорогу, утомление не чувствовалось, свежие впечатления взбодрили организм настолько, что спать абсолютно не хотелось, и, разложив на кухонном столике предложенные мне материалы, я углубился в чтение.

4

Летние каникулы 1829, 1830 и 1831 годов Мишель проводил в подмосковном имении Е. А. Столыпиной — в Средникове. Там он постоянно жил в окружении девушек — Сашеньки Верещагиной, Сони Бахметьевой и Екатерины Сушковой. Соня была уже тридцатилетней, Саша — двадцатилетней, а Кате исполнилось восемнадцать. Естественно, шестнадцатилетний юноша влюбился в самую молодую, красивую и остроумную — Катю. Старшие девушки были внимательны с кузеном-острословом, прощали ему проступки, зато сверстница, чувствуя себя уже невестой на выданье, более взрослой, чем ее поклонник, не видя в нем подходящей партии, подсмеивалась над ним по всякому поводу. Ее высокомерие и шутки больно ранили самолюбие поэта.

Далее — слово самой Екатерине Сушковой, написавшей о Лермонтове уже в 1837 году (первая редакция), когда она еще не была замужем и жила в селе Федосьине. Ее записки, факты, рассказанные ею, сверенные с признаниями самого Лермонтова, позволяют нам воссоздать достаточно достоверно натуру поэта.

Москва. 1830-й.

«У Сашеньки встречала я в это время ее двоюродного брата, неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати, с красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и с язвительно-насмешливой улыбкой. Он учился в Университетском пансионе, но ученые его занятия не мешали ему быть нашим кавалером почти каждый вечер на гулянье и на вечерах; все его называли просто Мишель, и я так же, как и все, не заботясь нимало о его фамилии. Я прозвала его своим чиновником по особым поручениям и отдавала ему на сбережение мою шляпу, мой зонтик, мои перчатки, но перчатки он часто затеривал, и я грозила отрешить его от вверенной должности».

Весной Москва пустела. Все разъезжались по деревням.