Дом моей судьбы

Как я буду жить без Кирилла? Неужели уехал из моей судьбы навсегда? Я тебя уважала, а теперь люблю безумно… Неужели мы будем лишь вспоминать дни, проведенные вместе? Жизнь разломана. У меня нет никого роднее Кирилла… Никого… Всему виной Подкидышев. Нет ни одного парня, которого бы девушка прогоняла: «Не приходи ко мне», а он, как собака, прибегал… Наверное, Подкидышев обзывает меня лживой, коварной, подлой. Дорогой друг, годы идут, их не остановишь, приходят более острые ощущения. Мне жаль тебя, Валерка. Тебя засудят. Ты был немилосерден. Ты имел винтовку, но не пощадил Кирилла. Ты стрелял в безоружного, как в зайца. Это подло. Если из-за тебя я расстанусь с Кириллом, то будь ты проклят! Я не смогу жить без Филина.

27 марта. Думаю о Кирилле и о Подкидышеве. Написала стихотворение от имени Кирилла к Валерке.

Дуэлей нет — какая ложь!
Ты зол, и я сердит,
Но если ты вперед убьешь,
За гробом не ходи!
И не вплетайся ты, горох,
В венки прощальных слов,
Пляши и пой, как скоморох,
Что мне не повезло.

Кирюшенька, милый, отзовись! Вечером танцы. Но я не пойду. Нет света и радости без тебя.

Готовится комсомольское собрание «О комсомольской дисциплине». Я не принимаю никакого участия.

ТЕТРАДЬ № 10. ПТУ

28 марта 1964 г. Болею гриппом. Ослабла от переживаний. Собираются в комнате девочки, болтают о чем-то, будто чирикают. А я думаю только о Кирилле. Моя юность, самое светлое, самое радостное связано с ним. Он моя совесть, разум мой, защитник мой, честь моя.

29 марта. Приходила женщина-врач. Выписала лекарства. Глотаю пилюли. Люба и Гуля приносят в комнату мне еду, заботятся, спрашивают о самочувствии. Люба поинтересовалась, не пишет ли мне что-нибудь Кирилл. Нет. Не пишет.

30 марта. Зашла в комнату, где жил Кирилл. Увидела его пустую заправленную кровать, и две слезинки выкатились из моих глаз. Слезы, как гири, ложились на мое сердце, как на чашу весов. Я утерла их, но поняла, что плачет моя душа и нет платка утереть ее. Милый мальчик, буду любить тебя всю жизнь, хотя бы судьба свела тебя с другой. Милый, несчастный мой дружок. Судьба в лице Валерика решила разлучить нас с тобой.

Ушла по коридору к красному уголку. Тут никого не было. Успокоилась. Потом нашла Гулю Булатову, она повела меня к складу, всем выдавали лыжи. Я еще хвораю, но чувствую прилив сил. Покаталась на лыжах.

2 апреля. В красном уголке было заседание комитета комсомола. Собралось человек пятнадцать, сидели замполит, воспитательница Раиса Петровна. Выступил сначала секретарь комитета Орлов. Он сказал: в училище случилось два чрезвычайных происшествия. Одно — Мишка Балдин порезал ножом Лешу Пахотина, другое — этот же Балдин стал соучастником дуэли между Филиным и каким-то приезжим Подкидышевым. Следствие еще не закончено, но эти два несчастья свидетельствуют, что в училище ослабла учебная и комсомольская дисциплина. Потом Орлов обвинил во всем Половникова, члена комитета комсомола, который в дуэли был секундантом, и предложил исключить его из рядов ВЛКСМ. Саша Половников сидел в углу. Крепкий, невысокий, с русой челочкой. Он встал и ответил на вопросы замполита: дуэль была устроена честно, Филин струсил.

«Ты знал, что будет стрельба из оружия, и не счел нужным предупредить педагогов?»

Саша промолчал.

«В училище запрещено ходить мальчикам со стороны, у нас есть внутренний распорядок. Подкидышева следовало отвадить от посещения нашего общежития и без всякой дуэли», — поучали Сашу.

«Какую роль ты, Саша, выполнял в этой дуэли?»

«Дуэль была честной», — упирался Половников.

«На чьей стороне ты был?»

«На стороне Филина».

«Почему же Балдин, тоже наш учащийся, был на стороне Подкидышева»?

«Они из одного детдома».

«Ты знал Подкидышева?»

«Мы учились в одной школе, я в девятом, а он в шестом».

«И ты, комсомолец-активист, старший товарищ, не отговаривал Балдина и Подкидышева от преступного поединка?»

«Разве было бы лучше, если бы они дрались без правил? Печорин сам меня просил».

«Кто Печорин?»

«Филин».

«У вас у всех, что ли, клички? — Замполит был возмущен. — Ты хоть понимаешь, что участвовал в преступлении против жизни своего товарища?»

Саша не ответил. Замполит рассердился.

«Ну что с тобой, Саша, делать?»

«Они дрались честно», — упрямо повторял Половников, и тут он глянул на меня, хотел что-то произнести, но отвернулся. Испугалась. Сидела ни жива ни мертва, боялась, что он выдаст меня.

«Филин струсил, убежал в кусты», — сказал Саша.

«Он мог погибнуть от выстрела негодяя».

«Нет, Подкидышев честный парень! — возражал Половников. — Он не хотел стрелять, ждал, что Филин перед ним извинится».