— Ты лично никого из них не убивала. Это не твой грех, Флорина, но тебе нравится себя наказывать. Нравится страдать, потому что так ты имеешь причину болеть. А если ты поймёшь, что была просто искренней и открытой, и в этом не было твоей вины, а вся вина лежит на плечах предателей, то увидишь, что эти долгие годы страданий были прожиты впустую. Так ты оправдываешь свою нелюбовь к себе же.
— Ты ничего не понимаешь, — злобно фыркаю и выхожу из спальни.
— Я уже достаточно узнал о тебе, чтобы понимать мотивы твоих поступков, Флорина. Ты не ищешь любовь и никогда не искала, потому что уже убедила себя в том, что недостойна её. И, вероятно, ты специально доказывала себе, что не заслуживаешь любви. Но это не так. Каждый заслуживает даров Создателя. Каждый. Просто кто-то берёт их и принимает, а кто-то отрицает, считая себя дьявольским ребёнком. Я уверен, что в старые времена очень много значения придавалось цифрам. Ты была тринадцатым ребёнком, то есть на тебе метка Дьявола. Тринадцать означало скорую смерть кому-то из ближних. И тебе точно об этом говорили с рождения. Помимо этого, ты обладаешь огромной силой. Предполагаю, что она была выше, чем у твоих родных. Они тебя боялись, поэтому и не общались близко с тобой, наказав тебя таким образом только из-за своих опасений и страхов. И после гибели твоей семьи ты поверила в это окончательно. Тринадцатый ребёнок, ужасная смерть всего твоего рода, предательство твоих чистых помыслов. Тебе вбили в голову чушь, и ты в неё поверила. И я знаю, каково это — быть тем, кого все боятся. Я знаю, что такое одиночество среди близких. И знаю, как это больно и страшно. Я многое знаю о тебе, Флорина.
Если честно, то я давно уже не ощущала себя так плохо, как сейчас. Словно в одну секунду вернулись моя боль и отчаяние, которое я испытывала каждый раз, когда мои братья или сёстры отказывались дружить со мной, бросали меня одну и забывали обо мне.
Мне так хочется заплакать, а я не могу ни слезинки выдавить из себя.
Тем временем Томaс подходит ко мне и нежно проводит своей ладонью по моей щеке.
— Я знаю, Флорина. Я знаю эти чувства. Меня тоже наказывали за то, что я хотел мира. Мне тоже причиняли боль, потому что я был другим. Но именно это отличие от них оставило нас в живых. Мы ещё живы, Флорина. Мы живы. Наши сердца бьются, пусть они все изранены, и мы знаем, что такое горе и одиночество. Пусть мы умираем внутри, но всё ещё живы. Это наш дар. Дар, которым нас наградил Создатель за нашу душу. Ты не думала, что каждый в этом мире получает по заслугам? Не думала, что твоя семья и те, кто погиб, были уже прогнившими изнутри? Ты же не знаешь всего, что они делали за закрытыми дверьми. Ты думаешь, что они были хорошими. Вероятнее всего, для тебя они таковыми и являлись, а для других? Для кого-то они тоже были Вестниками Смерти. И я думаю, что в этом мире всё происходит правильно. Так как оно должно было произойти. Ты сейчас проходишь путь своей телесной оболочки, Флорина, а не души. Вспомни о душе, она у тебя прекрасна. Она то, что делает тебя уникальной для меня. И я вижу все помыслы твоей души в твоих глазах. Глаза не врут. Я не могу прочесть твоих мыслей, но я всё равно вижу в твоих глазах боль и желание пережить прошлое.
Я смотрю на Томaса, и моё сердце болит. Оно так сильно болит, отчего я даже нормально дышать не могу.
— Ты плачешь. — Он касается моей щеки, и я вздрагиваю.
Что?
Я дёргаюсь назад от него и вытираю мокрые щёки. Этого не может быть! Вампиры не плачут, они не умеют этого делать. Мне всегда говорили, что это невозможно. И я тоже не могла заплакать.
— Флорина, разве это не доказательство того, что ты всё же имеешь чувства? Ты не бесчувственна, как думала раньше. Твои чувства живые, ты просто не даёшь им жить. Ты заперла себя в клетке воспоминаний и…
— Хватит молоть эту чушь, Томaс! — выкрикиваю я, закрывая уши.
Не хочу слышать. Не хочу. Вампиры не плачут! Не плачут они!
— Флорина…
— Хватит. Прекрати. Оставь уже в покое меня. Ты сам не захотел быть со мной, когда я предлагала тебе это. Ты сам отвернулся от меня. Ты отказался от меня, — наступая на него, я выставляю вперёд палец, яростно шипя каждое слово. — Ты оттолкнул меня!
— Такого не было, — спокойно отвечает Томaс и отрицательно качает головой. — Я сказал, что не буду брать тебя силой, как животное. Я не животное. Я сказал, что мы будем вместе тогда, когда ты будешь готова к этому.
— Готова? Что за чушь? Я разделась перед тобой. Я…
— Делала то, что должна, по твоему мнению. Была рабыней порядков и правил дома Монтеану, но это всё ложь. Чтобы быть вместе, нужно хотеть этого сердцем. Хочешь ли ты сердцем быть со мной, Флорина? Хочешь ли ты любить меня? Хочешь ли ты меня, Томaса, а не прикрываться зовом крови? — рявкает он.
Замираю и не знаю, что ответить. Я никогда об этом не думала.
— Вот видишь, — горько усмехается он. — Нет у тебя ответа, правда? Его нет.
— Есть… я… это правила. Когда ты встречаешь…