Дом на Баумановской

Зайдя в комнату, Грених застал Майку за чтением на диване, а Асю – пересаживающей растения. На расстеленной поверх ковра рогоже, среди глиняных кусочков разбитых старых горшков, комьев глины, обрезанных сухих веточек, помещались высокий гибискус и сильно разросшийся хлорофитум. Ася в халатике стояла на коленях, с распущенными по плечам волосами, и сначала не заметила появления мужа, так была увлечена утрамбовкой земли вокруг хлорофитума. Но, едва подняла глаза, вскочила и бросилась навстречу.

Майка, лежавшая на диване, поднялась на локте, как сонный медвежонок, махнула отцу рукой, сгребла «Три мушкетера» и побрела к ширме, за которой стояла ее новая кровать с коваными спинками, устланная плюшевым покрывалом и усыпанная вышитыми Асей мелкими подушками, которые ночью всегда сбрасывались на пол.

– Ну, что стряслось? – испуганно выдохнула Ася, вытирая о старое полотенце руки.

Грених посмотрел сначала на Майку. Та заметила этот отцовский тяжелый взгляд и, отложив книгу на письменный стол, стоявший справа от ширмы, выпрямилась, готовая к выслушиванию нотаций.

– Кисель найден задушенным. И почему-то я уверен, что убит.

– Какая страшная новость! Но как? – вздохнула Ася. – Часа два прошло после суда… Мы ведь только вернуться успели. Кто ж посмел?..

Она сделала несколько шагов назад и села на диван.

– Он был неплохим мальчиком… Я тогда с ним долго беседовала, – начала она горестно, в голосе зажглось чувство вины. – Занимался ведь спортом…

– И пил, – сухо вставила Майка из тени угла.

– Он так страдал оттого, что был вынужден терпеть побои отчима.

– И дрался сам, – подхватила безжалостная разбойница.

– Мне кажется, я поступила с ним несправедливо, – продолжала причитать Ася. – Принудила к ответу, обманула.

Константин Федорович во второй раз за сегодняшний вечер повесил пальто на венскую кованую вешалку и сел с женой рядом.

– Не нужно сразу искать в себе виноватую, – начал Грених. – Ты сделала то, что должна была. И будь он чист и честен, ты бы это заметила. Мы его наблюдали целый день, когда проводили эксперимент со всасываемостью алкоголя, и я не обнаружил в нем каких-либо наклонностей к совестливости, рефлексии и тем более к самоубийству. Он из тех людей, что готовы вывернуться из любой ситуации. Лезть в петлю такой не станет.

– Как… – всхлипнула Ася. – Как его убили?

Грених поведал в двух словах, опуская физиологические подробности. Ася встрепенулась, вскочила, прижала к вспыхнувшим щекам ладони. Замерев и не дыша, она так простояла несколько секунд, а потом бросилась в спальню и вернулась с серого цвета учебником по судебной медицине.

– Смотри, – сказала она и, не дав книги Грениху, сама судорожно стала листать где-то в середине, вчитываться, потом опять листать, пыталась найти какое-то особенное место в одном из параграфов. Константин Федорович подошел к ней, встал за плечом. Перед глазами мелькали черно-белые литографии с изображением повешенных, примеров странгуляционных полос, девушек, удавившихся на собственных кроватях, других примеров самоповешения и даже случаев смертной казни. Наконец Ася ткнула пальцем в страницу.

– Читай!

И Грених зачитал вслух:

– «…Обычно это один из способов убийства; случайность и самоубийство весьма редки. Нам пришлось однажды исследовать труп старика крестьянина, который, будучи огорчен потерею небольшой суммы денег, покончил с собою таким образом: снял с себя пояс, обмотал вокруг шеи, затем просунул под пояс свой посох и выкрутил его, постепенно стягивая наложенную петлю…» – замолчав, профессор выругался: – Черт!

– Неужели кто-то из студентов это сделал? – спросила Ася.

– Почему из студентов?

– Ну а кто такое помнит? Только студенты, которые только что прочли учебник. Не забыл, как в прошлом году Петя, стажер твой, узнал про опыт сахара с кислотой и стал обугливать тела, чтобы скрыть следы насилия?

– Не забыл, – Грених болезненно поморщился. Ася замолчала. Он не любил вспоминать этот случай, который закончился несколькими смертями и его ранением. Тотчас же отдалось болью в легком, вспомнилась мертвая его бывшая невеста Рита, погром в театре Мейерхольда, старший следователь Мезенцев, кровь которого теперь на его руках… дело не дошло до суда только потому, что Мезенцев был ставленником Сталина.

Грених отмахнулся от этого воспоминания и попытался схватиться за другое. Почему он уверен, что видел такое удавление раньше?